Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Несмотря на беспокоившие его периодические приступы диареи, Август чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы переехать в Неаполь и посмотреть устраиваемые в его честь игры. После этого он пропутешествовал с Тиберием до Беневента и там с ним простился. Возвращаясь домой, Цезарь Август, прежде чем болезнь вернулась к нему в еще более тяжелой форме, успел проделать лишь небольшую часть пути до своей виллы в Ноле. Это был загородный дом, где умер его отец, и, возможно, это совпадение еще быстрее убедило его в том, что конец близок. Тиберию отправили письмо с призывом возвратиться обратно, и наиболее вероятно, что он направился по Аппиевой дороге к большому порту Брундизия. Наши источники не согласны между собой в вопросе о том, добрался ли приемный сын принцепса до своего отца прежде, чем тот умер, или нет, но Светоний, который приводит наиболее подробный и убедительный рассказ, утверждает, что добрался. Они вместе провели долгое время одни, обсуждая государственные дела. Однако говорили, что когда Тиберий ушел, слуги слышали, как Август пробормотал: «Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!»^[727]

После этой встречи принцепс не говорил ни о каких государственных делах, но вновь похвалялся, что принял Рим кирпичным, а оставил его мраморным: без сомнения, он произвел значительную реконструкцию города, отражавшую прочность мира и процветания. Мы не знаем, сколько еще дней Август протянул. Дион Кассий говорит, что ел он только фиги с дерева, которое вырастил в саду, а также сообщает о ходивших слухах, будто Ливия намазывала некоторые фиги ядом и давала их Августу, тогда как сама ела только ненамазанные. Такие рассказы, многие из которых похожи на упомянутую им насмешку над Тиберием, относятся, вероятно, к тем годам, когда Тиберий был очень непопулярен, и имеют мало значения. Смерть человека, который никогда не отличался крепким здоровьем и теперь был очень стар по меркам античного мира, нет необходимости объяснять какими бы то ни было иными причинами, кроме естественных. Наиболее вероятно, что сердце принцепса, ослабевшего от невозможности принимать пищу, попросту износилось.^[728]

Светоний вдается в некоторые подробности его последнего дня, 19 августа 14 г. н. э., и хотя мы не знаем его основных источников, рассказ звучит правдоподобно. По меньшей мере, он дает представление о том, как хороший император должен был встретить свой конец. Несколько раз Цезарь Август спросил, нет ли беспорядков на улице, беспокоясь, по-видимому, как бы не выказать свою болезнь, или из страха, как бы не распространились волнения, которые могли угрожать стабильности в государстве и спокойствию его преемника. Понимая, как он выглядит, принцепс потребовал зеркало и приказал рабу причесать его и поправить ему челюсть – более сдержанный вариант рассказа о смерти Юлия Цезаря, который натягивал тогу, чтобы покрыть себе голову. Таким образом приготовившись, он велел впустить некоторых своих друзей, спросив их мнение насчет того, хорошо ли он сыграл свою роль в миме или комедии жизни. Затем он перешел на греческий и произнес несколько строк, которые, быть может, являлись непосредственной цитатой, либо, возможно, представляли собой его собственное сочинение вроде того, что говорит покидающий сцену в конце представления актер:

  Коль хорошо сыграли мы, похлопайте И проводите добрым нас напутствием.^[729]  

Тон рассказа дает понять, что Август ожидал одобрения и аплодисментов. Нет никакого намека на возникшие у него в последнюю минуту сомнения, но Дион Кассий, быть может, прав, что видит здесь легкую иронию и признание того, что даже самая удачная жизнь заканчивается могилой. Затем Август отпустил друзей, но прежде, чем они ушли, попросил некоторых, недавно прибывших из Рима, сообщить известия о Ливилле, жене Друза, которая последнее время была нездорова.^[730]

После того как он остался с Ливией и ее ближайшими спутниками, был один волнующий момент, когда Август закричал, что его уносят сорок молодых людей. Светоний отмечает, что таково было число преторианцев, которые должны были нести его труп, но так как принцепс оставил подробный план собственных похорон, то эта мысль, возможно, уже пребывала в его голове. Скончался он в девятом часу (что значит девять часов после рассвета, следовательно, поздно днем или рано вечером по нашему счислению) на руках у Ливии и целуя ее в последний раз. Его последними словами к ней были: «Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!»

Император Цезарь Август, сын божественного Юлия и «отец отечества» умер. Возможно, Ливия отложила объявление о его смерти до тех пор, пока не подтвердили приготовлений к тому, что за этим следовало, хотя данное утверждение, может быть, просто часть более широкого вымысла о заговоре, окружавшем смерть принцепса.^[731]