Олеандр

Чувство любви давалось мне тяжело, будто у меня похитили это и я старательно хотел попробовать его вернуть. Поэтому все плохое, все недостатки я зарисовал в виде мощного, злого существа, с которым мне предстояла борьба за освобождение чувства любви. А любовь – была неизвестная, а может достаточно известная, особь женского пола по имени «О». Уже тогда меня осенило две буквы «О», это возможно просто такое внезапное отражение.

Её заглавная буква была полностью покрыта снегом, ее контуры захлестывала высокая волна. Ничего нельзя было поделать, но мне уже и тогда, казалось, что любви не существует, когда волна надвигается, то камни как бы затягивает в пучину, в воронку, которая закручивает столь огромные территории воды, затягивает и небо. Вот это "Осенеческое" чувство и пропало, его нужно было вернуть, все же это часть меня. Найти путь, дорогу и свой дом для сердца, моё воображение желало этого. Мне иногда так казалось. Любовь для меня, как белая ворона, которая так редка в природе, она бьётся своими крыльями в самой груди, раздвигает лопатки и ребра, чтобы выбраться из тела, причиняя боль. В сторону, конечно, все сантименты.

Уже наступила ночь, яркие звезды своим светом пробивались сквозь занавески и освещали мои волнистые, чёрные волосы и они отражались на стене витиеватыми узорами. Моя рука потянулась за будильником, я поставил время на ранее утро, на шесть часов утра.

Утро наступило, даже во сне я слышал, как по моему козырьку стучит дождь. Крупные капли предвещали, что день будет влажным. Пение птиц, всегда настораживало меня, и я думал с закрытыми глазами, насколько птицы могут чувствовать, чувствовать вибрации деревьев. Я однажды поймал маленькую птицу в лесу со сломанным крылом и понимал, что она в опасности и не может взлететь, но помочь я ничем ей не смог, а лишь отпустил ее. Она прошлась по сухому асфальту и спряталась в открытой ране дерева. Мне показалось, что позволить дать ей свободу, даже без полета в небо, без отрыва от земли, это будет лучше, чем просто вправлять ей руками крыло, выпрямлять ей эти кости, скорее всего, она умрет от разрыва сердца, когда мои огромные пальцы прикоснутся к её крылу. Сегодня мне ничего не снилось и это меня очень радовало. Полуоткрывшимся глазом, через щелочку я стал понимать, что будит меня вовсе не птицы, а моя мама, я увидел ее наклоненной надо мной. Она произносила: – Олеандр! Олеандр! Пора в школу, вставай! Ты все проспишь! Сколько же можно спать?

Хотел ей ответить, но не стал, я прекрасно знал про себя, что спал я совсем мало, но иногда спорить с взрослым человеком хуже некуда.

Безумно любил ранее утро, когда мысли совсем еще новые и начало нового дня предвещал много прекрасного, кроме одного, что надо идти в школу.

С этими мыслями я старался быстрее расстаться и приподнялся с кровати, ноги мои меня совершенно не слушались, на полу были разбросаны мои вещи, я поднял их и одел майку. Взял рюкзак и быстро запихнул туда свои учебники, вроде у нас будет урок математики. Как же меня достал этот груз, который нужно постоянно таскать с собой. В рюкзак я засунул школьную форму. Ничего, будет немного помятой, кто там разглядит, вряд ли всем этим учителям есть дело до моей формы. Короче, я оделся на скорую руку, и спустился на кухню, где меня ждал очень вкусный завтрак. Что же там было? Ох, да, с аппетитом у меня частые проблемы, я иногда по утрам не могу ничего есть, жутко тошнит, и стараюсь кушать через силу, чтобы не огорчать свою маму. В этот раз на завтрак была вкусная запеканка со сгущенкой, и я съел ее. Моя мама стала задавать мне вопросы. Обычно она спрашивала:

– Как спалось, сынок?

В итоге хмурым взглядом, я посмотрел на неё и промолчал, а что мне нужно было на это ответить.

Моя мать была очень красива и молода, стройная и с большими, умными глазами, с открытым лицом к миру, и несущая в глазах лишь тепло и доброту. Ее темно-каштановые волосы переливались на солнце, и она очень красиво улыбалась, тем самым освещала все кругом. Было заметно, что она очень любила меня, что заботилась обо мне и всегда беспокоилась. Но иногда вся ее чрезмерная забота тревожила меня, и я не мог противостоять этим сильным чувствам, а научится только принимать их. Ее звали Мираэль. Она очень любила своё имя, и я никогда не встречал женщины настолько утонченной, чем она. Утонченность была во всем, в ее словах, движениях и мимике. Но я никогда ей об этом не говорил. Возможно, мне стоило сказать: – Смотри, мама, а за окном снег?

Но каждое утром я ничего не мог ответить. Снег, который был за пределами этого города, но он всегда шел внутри меня крупными хлопьями под музыку, которую я настукивал по столу пальцами.

– Покушай, милый, и давай быстро собираться в школу, – шепотом произнесла она, поцеловав меня в голову. Моя голова немного покачнулась и мысли стали наполнять пустоту внутри меня. Но я никуда не спешил, так мне не хотелось никуда идти, я мечтал только об одном, снова заснуть.

Вот, черт, я никак не мог разобраться в этих чувствах к людям, мне казалось все настолько сложно.