Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Остановимся на двух фактах. Первый из них обнаруживает корреляцию между «Правилами бегства» и пьесой Вампилова «Утиная охота»: в обоих текстах фигурируют персонажи, носящие одну и ту же нечасто встречающуюся фамилию Саяпин. Когда писатель наделяет кого-то из своих героев фамилией, одинаковой с экзотическим именованием того или иного персонажа в культурно значимом произведении, нетрудно сделать вывод о неслучайности выбора, его подчинённости определённым художественным целям, ощущаемым иногда, правда, лишь на бессознательном уровне.

Так, в «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина из четырёх глуповских архивариусов двое носят фамилию Тряпичкин. В этом, казалось бы, нет никакого добавочного смысла, за исключением указания на родственные связи между этими персонажами. Но М. Е. Салтыков-Щедрин выбрал эту фамилию не по случайно снизошедшему наитию. Он вполне осознанно, как можно предположить, заимствовал ее из комедии Н. В. Гоголя «Ревизор», где Тряпичкин – приятель Хлестакова, пробавляющийся написанием статеек. Оказавшись повторно использованной, на этот раз в «Истории одного города», эта фамилия превратилась из простого ономастического ярлыка в средство полномасштабной характеристики щедринского героя, к которому как бы перетекли свойства и качества гоголевского персонажа, безусловно знакомые образованному читателю (инструментом психологической и социальной характеристики фамилия Тряпичкин выступала и в знаменитой пьесе, однако там её семантическая нагрузка была значительно меньше).

Те же самые трансформации, сопровождающиеся несомненным смысловым приращением, произошли и с фамилией Саяпин. В пьесе Вампилова она была просто знаком, позволяющим отличить одного персонажа от другого. В романе Куваева она, продолжая выполнять функции «человекоразличения», активизирует свой бэкграунд, заставляя читателя не только примерять признаки вампиловского героя на вновь созданного романного субъекта, но и вести диалог с пьесой в целом. А если перейти к более тщательному поиску аллюзий, связанных с фамилией Саяпин, то можно обнаружить выход на прозу «зеркала русской революции», поскольку зовут Саяпина точно так же, как и главного героя знаменитой повести Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Это совпадение можно было бы объявить простой, ничего не значащей случайностью, но в пользу его смысловой важности говорит хотя бы то, что Иван Ильич Саяпин, подобно заглавному персонажу повести Толстого, проходит по ведомству «живых трупов». Его тело, правда, не подвержено болезненному распаду, наоборот, оно являет собой пример удивительного здоровья, но трудно отделаться от ощущения, что перед нами не живой человек, а кадавр, действующий по приказу какого-то хитроумного некроманта. Недаром Рулёв называет его «вымершим мамонтом» («Крепкий мамонт», – уточняет эту характеристику Возмищев). Сам Саяпин считает, что срок его земного существования истёк сразу же, как он вышел на заслуженный отдых. Деталь советской социальной машины – подчеркнём, не организма, а именно машины, – извлечённая из общей конструкции и отправленная отдыхать то ли на склад, то ли на свалку, становится для Саяпина ненужной и мёртвой, даже если эта деталь – он сам. Когда Рулёв спрашивает его, почему он решил отказаться от комфортного пенсионного анабиоза в Геленджике («Юг. Море. Солнышко»), не потому ли, что «сбережения… кончились», Саяпин отвечает так, что разговор сразу же переходит из плоскости экономики в сферу онтологии: «Жизнь кончилась. – Саяпин улыбнулся, показав свои прекрасные пластмассовые зубы. – Пять лет на пенсии и пять лет без жизни». Эта уверенность в том, что жизнь человека прекращается сразу же после выхода на пенсию, роднит Саяпина с героями «Территории», которые тоже как огня боятся прекращения трудовой деятельности.

Закрывая тему двух Саяпиных, вампиловского и куваевского, скажем, что они соотносятся не как оригинал и копия («Утиная охота» была написана в 1967 году, то есть задолго до «Правил бегства», а впервые опубликована в 1970 году в альманахе «Ангара»), а как представители двух групп или классов, обладающих, по выражению Людвига Витгенштейна, «семейным сходством». В многодетных семьях, иллюстрировал свою мысль Витгенштейн, самый старший и самый младший из детей могут быть совершенно не похожи друг на друга, но это не отменяет их принадлежности к одной и той же ячейке общества. Так и оба Саяпина, резко отличающиеся возрастом, характером и поведением, находятся в пространстве общей для них языковой игры, законы которой каждый читатель «Правил бегства» и «Утиной охоты» определяет для себя в индивидуальном порядке.