Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Территория, где Куваев провёл последние годы жизни и написал свои лучшие произведения, относится к «намоленным». Биограф Ленина Лев Данилкин сообщает, что в 1922 году в Костино (Болшево) некоторое время жил Ильич. Позже, в 1924-м, здесь, в бывшей усадьбе Крафта, в том числе в ленинском домике, была организована знаменитая Болшевская трудовая коммуна ОГПУ № 1, которую создавал для борьбы с беспризорностью и перевоспитания малолетних преступников чекист Матвей Погребинский, автор вышедшей под редакцией Горького брошюры «Фабрика людей», прототип героя знаменитого фильма 1931 года «Путёвка в жизнь». Неподалёку, в Тарасовке, находилась ещё одна экспериментальная коммуна – образцовый совхоз Бонч-Бруевича «Лесные поляны». Четырёхэтажный четырёхподъездный жилой дом, в котором поселился Куваев, в своё время относился к Болшевской трудовой коммуне, но по своему облику он отличается от конструктивистских строений коммуны, поскольку был построен последним, когда в моду уже входила парадная монументальность. В 1938 году на территории Болшевской коммуны разместилось ЦКБ-29 – знаменитая «туполевская шарашка», в которой трудился целый ряд арестованных в разное время специалистов, имевших отношение к авиапромышленности, от Роберта Бартини до Владимира Петлякова; здесь создавались бомбардировщики Пе-2 и Ту-2. И здесь же, рядом, Подлипки, куда в 1918 году по ленинскому указанию эвакуировали петроградский Орудийный завод. На фундаменте этого предприятия сорок лет спустя выросло ОКБ-1 Сергея Королёва (почему подмосковный Калининград в итоге и получил имя «главного конструктора»), где разрабатывались ракета Гагарина, луноход, многоразовый космический корабль «Буран», проект плавучего космодрома «Морской старт» и проч. Наследник королёвского КБ – корпорация «Энергия» имени Королёва. Вероятно, именно это предприятие имел в виду Куваев, упоминая в письмах некий завод особого профиля. Нельзя исключать, что в конце 1965 года на улицах подмосковного Калининграда могли встретиться, не зная друг друга, Куваев и Королёв. А с декабря 1973-го по март 1974 года здесь же, в Болшево, жил Венедикт Ерофеев, о перекличках знаменитой поэмы которого «Москва – Петушки» с текстами Куваева речь пойдёт ниже.

Как писатель Куваев получал куда более широкую аудиторию, нежели как учёный. Другое дело, что наука давала конкретный результат – новое знание, которое приведёт к появлению другого знания или станет полезным в прикладном отношении. В литературе результатом должно было стать прямое воздействие на человеческие души. Она всегда пытается добиться этого сверхтектонических масштабов результата, тем более в России, где поэт всегда больше чем поэт, а литература привыкла брать на себя функции и беллетристики, и религии, и философии. Куваев относился к себе как к писателю сверхтребовательно именно потому, что знал об этом своём высоком долге. Наукой он занимался добросовестно, не терпел «мальчиков от геологии», но быстро понял: это для него – не главное. В науке он мог стать кандидатом или даже доктором, но «одним из». В литературе стал единственным – Олегом Куваевым.

Геологический чукотско-магаданский период (1957–1965) завершился. Следующие десять лет жизни, которые станут последними, Олег Куваев прожил профессиональным литератором. Геофизик закончился – писатель продолжил путь вперёд и вверх.

Глава четвёртая

Дом для бродяги

Столичным жителем он так и не стал. Был приспособлен для тундровой, таёжной, горной жизни, но не для города, где надо было «толкать», «доставать»… Его товарищ, писатель Виктор Смирнов, считал, что в городе Олег был беспомощен: отдать последнее мог, «решить вопрос» – нет. Однако мнение о полной непрактичности Куваева в бытовых или бюрократических вопросах можно оспорить. Ещё студентом он сумел договориться в Магадане и Москве о том, чтобы его распределили на Чукотку. На полевых работах не раз решал непростые организационные вопросы – вспомнить хоть историю с упряжкой Тумлука или с «летучим отрядом». Да и в «проталкивании» своих и чужих текстов отнюдь не был беспомощен. Организуя непростые командировки, мог дойти до ЦК КПСС и Сергея Михалкова. Когда это действительно было нужно для дела и друзей, а не для очередного мебельного гарнитура, Куваев был способен, как это у него называлось, «проявить челюсть».

Другое дело, что в городе он чувствовал себя не на своём месте.

1971-й, Юрию Васильеву

В городе я слабак… Это, братец, не есенинские мотивы, а констатация факта. Вшивого кооператива не могу выстроить…

(То есть решить квартирный вопрос. – Примеч. авт.)

1972-й, Светлане Гринь