Олег Попов

«Рыжий валился с галереи на трибуну, на головы, повисал на перилах, сверкая белыми гетрами. Громадная лейка, не то что гремящая, а как-то даже клокочущая, сопровождала его полет. Слетев с высоты, он садился на барьер арены, вынимал свой платок и сморкался. Звук его сморкания был страшен; он производился в оркестре при помощи тарелок, барабана и флейт. Когда Рыжий отнимал от лица платок — все видели: у него светится нос. В носу у него зажигалась электрическая лампочка. Лампочка тухла, и вдруг дыбом вставали вермильонного цвета волосы. То был апофеоз Рыжего... Рыжий знал только одно: ковер. Он мешал служителям скатывать и раскатывать ковер, и антре его ограничивалось тем, что под крики детей увозили его на ковре, на тачке, задравшего ноги в знаменитых гетрах. Таков был Рыжий в старом цирке»

¹

Ю. Олеша, В цирке,

1928.

Зрители начала XX века ждали от цирка уже большего. Высокий профессионализм основных его жанров требовал, чтобы и клоунада поднималась до их уровня. Верные своей эксцентрической природе, клоуны карикатурно изображали человека, преувеличивая слабые черты его натуры, создавая смешной и, по существу, отрицательный образ. Остроумными приемами, легко и весело они демонстрировали такие качества, как рассеянность, лень, лживость, зависть и тому подобное. Довольно скоро клоунада начала вторгаться в область не только бытовых, но и общественных явлений. Народность цирка сказалась в том, что он сумел откликнуться на общественно-политическую борьбу масс, и это наиболее сильно проявилось в русском цирке. Клоун-публицист, естественно, не мог уже держаться только буффонной маски, и он постепенно отходил от нее. Так, клоуны Владимир и Анатолий Дуровы, первыми в русском цирке выступившие с политической сатирой, появлялись на манеже почти без грима, в нарядных костюмах. Их традиции — уже на советском манеже — продолжали новые комические артисты.