Олег Табаков

Самое ценное в театре — личностное проявление. Я в предлагаемых обстоятельствах — без поправок на обстоятельства театра. И здесь важна степень вашего душевного клада прожития, то, как разделяете боль своего героя. Меня интересует не ваше соответствие ролям, не ваше представление о роли, меня интересуете вы сами.

Открытие внутри себя самого себя — самое важное.

Есть такой режиссер Матиас Лангоф, который лет десять-двенадцать назад предложил мне играть Вершинина в парижской постановке. Было интересно, но я прикинул: а это мое? Человек про себя должен многое знать.

Условно говоря, если бы мне сейчас дали самостоятельную работу и надо было играть Ромео, вы скажете: «Дедушка, вы еще..?!» Это не аналог, но я хочу, чтобы вы поняли: между вами и существом человеческим, которое вы представляете на наш суд, все время есть большая-большая прослойка.

Самое сложное — идти от себя. Но двигаясь в сторону написанного содержания автором.

Самое интересное, что может делать актер, — это почти религиозное от Станиславского «Я — есмь» в предлагаемых обстоятельствах.

Лет тридцать — сорок тому назад в ходу был термин исповедничество. Не хочу никого обижать, особенно тех, кто был привержен исповедальне. Но всякий раз, когда видел, как он опять исповедуется, я думал, ну, вот, когда ты придешь домой и сядешь «Советский спорт» читать, тебе с тоски удавиться не хочется?! Я не утверждаю, что это неверный путь, нет, но!

В одном из писем Василий Качалов пишет Станиславскому: «Дорогой Константин Сергеевич, вчера был счастливый день в моей жизни. Я начал в границах того, о чем мы с вами сговорились, и вдруг появилась возможность пойти дальше, дальше, дальше… Я пошел дальше. А потом вернулся…» Это говорит о том, что профессия наша, если она реализуется через трату себя, имеет большие возможности. Не думаю, что Михаил Чехов был не исповедален в спектакле «Сверчок на печи» или в Хлестакове, в «Эрике XIV».

Не правы те, кто хочет зафиксировать: вот я такой странный и предлагаю всем оценить, как прекрасна моя странность.

В 75 лет я думаю, что Бог есть любовь и красота. Справочников, как это отзывается в человеке, — много. Узнавайте больше, заполняйте себя, тащите в себя все, что читаете, видите, — этим будете отличаться от других. Вы молоды, вам жить, вам дерзать, вам искать. Что может быть прекраснее этого?

Вы живете в трудное время. Стандарты снижены, жизнь напоминает аквариум на Сретенке, где рыбы подплывают к стене, смотрят на тебя и уплывают. Время, когда о нас кто-то должен позаботиться, ушло безвозвратно. Хочешь жить — научись зарабатывать. И я ни за что не променяю ни на какую чечевичную похлебку собеса, ни на какой социалистический гарант старости моей — ту свободу, которую получил. Еще раз: не теряйте время зря! Время проходит так быстро, что вы должны помнить постоянно: сколько в душу положите, столько и будет на сцене. Другого способа заполнения души я не знаю…

Эпилог

…И прожил я свой век на этом свете.

С. Трофимов

Ну вот и все. Если подводить итоги — а Олег Павлович любил поговорить о том, что остается «в сухом остатке», — то выводы следующие.

Успешно работает Московский театр Олега Табакова, который в устах зрителей любовно звучит как «Табакерка».

В Московском театральном колледже, основанном Мастером, учатся дети из разных городов страны. Другой подобной школы, как уже говорилось, в России нет.

Во многих театрах страны работают десятки его учеников. Трое из них — Безруков, Машков, Миронов — возглавляют московские театры. Этому тоже аналогов нет. Хочется верить в духовные гены, которые передаются не по крови, а по духу исканий, по напряжению воли, устремлений, когда преданность профессии, долгу, верность сказанному слову главенствуют, и «мертвые будут воскресать усилиями живых». Надеюсь, это унаследовано от мастера в душе и размышлениях нынешних руководителей. И конечно, главное — остались дети, внуки, которых он любил и которыми гордился.