Олег Табаков

На третьем курсе Табаков уже получал именную стипендию Николая Хмелева, которая была вдвое больше обычной. В нем росло ощущение признания и уверенность, расширялся круг друзей и знакомых, сыгравших не последнюю роль в становлении личности. Как и многие студенты, учась на старших курсах, Табаков жил в общежитии в комнате на пятерых человек. Это была знаменитая «Трифопага» на Трифоновской улице. Но однажды он заболел. Серьезно. Температура несколько дней не спадала, и тогда его однокурсница Сусанна Серова, не принимая никаких возражений, вызвала такси и отвезла к себе домой. Семья отнеслась к больному саратовскому мальчику с участием и нежностью. Когда стал выздоравливать, ему совершенно спокойно предложили пожить в одной из комнат. Это была огромная квартира потомков великого русского художника Валентина Серова. Жила там большая и дружная семья — настоящие русские интеллигенты, умные, воспитанные, работящие. Атмосфера дома напоминала Табакову родные саратовские стены, где тоже берегли семейные ценности, культурные традиции. В этом доме он ощутил, сколь важны духовные скрепы в семье. И здесь же Табаков познакомился с внучкой художника Ольгой Александровной Хортик, еще одним его жизненным «университетом». Говоря о своих главных духовных учителях, он никогда не забывал назвать это имя.

Табакову везло на хороших людей, талантливых, добрых, способных беречь и заботиться. Казалось, они сами его находили. Наверное, люди чувствовали его способность оценить внимание к себе, ответить на добро добром. А среди добрых людей всегда уверенней жить, самому хочется быть лучше. Два года жизни в доме Серовых — это открытая дверь в мир живописи, классической музыки, мировой литературы. И проводником в этом мире была Олечка Хортик. Уменьшительно-ласкательная форма имени стала ее прозвищем. Невысокая седая женщина с добрыми глазами получила прекрасное филологическое образование, в совершенстве знала французский язык, была преподавателем, переводчиком, долгие годы работала над составлением фразеологического словаря. С ней Табаков впервые посетил консерваторию, где минут через десять заснул. Она не иронизировала, а спокойно и терпеливо объясняла, зачем будущему актеру необходимо слушать симфоническую музыку, о чем и зачем композитор сочинял то или иное произведение. И через какое-то время стремление ко сну на музыкально-симфонических концертах пропало. Будущий актер признался: «На Рихтере не заснул. Не смог…»

Его гражданское самосознание тоже во многом определила Ольга Александровна. «Когда вспоминаешь те годы, сразу возникает щемящая печаль, боль, замешанная на мечте, любви тех лет к нелепым, родным и близким судьбам», — признавался спустя годы Олег Павлович. Поколение, вступившее в жизнь после ХХ съезда, удивительно. Чем больше узнаешь этих людей, тем больше удивляешься. Честные, наивные, желающие изменений в жизни и, что важно, верящие в свои силы и способность добиться этих изменений. Главным считали стремление быть лучше, чище, быть верными идеалам отцов. Известные строки: «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя» — о них, молодежи начала шестидесятых годов. Они тогда были счастливы, пафосны, и дай Бог любому поколению пережить такую же веру и надежду.

На третьем курсе Табакова пригласили в кино. Студентам сниматься было запрещено под угрозой отчисления, но вопреки правилам для него сделали исключение. Еще одна знаковая встреча — Михаил Абрамович Швейцер, классик советского кино, которого Табаков считал своим крестным в профессии. Это была бесценная школа постижения законов работы в кинематографе. Тщательностью подготовки режиссер сумел привить вкус к настоящему, пониманию особенностей кинематографа как искусства. Мечталось тогда о многом, исполнитель уже видел своих родных и педагогов в кинозале, но не случилось. Картина с названием «Тугой узел» по повести известного писателя Владимира Тендрякова пролежала на полке три десятка лет. Первоначальный вариант зритель увидел уже в 1989 году, а тогда после пересъемок и доработок фильм вышел в ограниченный прокат под названием «Саша вступает в жизнь». До Саратова он не дошел, поэтому похвалиться своей ролью перед родными Табаков так и не смог. Как признавался потом Михаил Абрамович, именно на этой картине он дал себе слово больше не работать с современным материалом.