Олег Табаков

Через два года Олег Ефремов покинет «Современник», что многими будет воспринято как кризис театра. А пока премьера по пьесе Горького «На дне» (1968 год, режиссер Галина Волчек) демонстрировала достойный уровень мастерства, «стойкость эстетических правил». Сыгравший Татарина Табаков, как и все остальные исполнители, существовал в ней серьезно и убежденно. Он был необходим как важное звено в цельном и строгом замысле авторов постановки. Многоярусное общежитие, своего рода семейство людей, потерявших положение, профессию в прошлой жизни, — все они когда-то кем-то были в том мире, откуда их изгнали. Личные драмы героев то тлели, то вспыхивали из-под пепла, а временами их огни затейливо сплетались друг с другом.

Театр быстрее других реагирует на окружающую жизнь — дописывает ее, как заметил известный режиссер, проясняя невидимые конфликты. Каждый вечер, приходя в театр, актер приносит с собой на сцену то, чем дышит сегодняшний день. В связи с этим оживает самый мощный момент в спектакле — уход из жизни Актера. В этой роли мне довелось видеть Валентина Никулина, и говорят, что это не идет ни в какое сравнение с игрой Олега Даля. Но важно другое — пронзительное прощание с верой, надеждой. Погибал не только Актер — уходил из реальной жизни романтизм надежд на лучшее. Исполнители проявили завидную наблюдательность, в многоголосье обитателей ночлежки жила интонация каждого из них. Это была не прежняя правдивость, когда между актером и персонажем «иголочки нельзя просунуть». В сочности характеров присутствовала жесткость оценки происходящего. Дидактика отсутствовала, да и какие нравоучения могли помочь людям, которым дальше падать некуда? Все они — бывшие: бывший мастеровой, бывший аристократ и бывший интеллигент, а рядом булочник, крючник, публичная женщина, торговка… Их всех, так или иначе, выбили из колеи, заставили опуститься «на дно», где считаются ненужными и неуместными всякие навыки и понятия из прошлой жизни. А с другой стороны, кому же еще говорить о будущем, как не человеку, опустившемуся на дно?

Максим Горький искал свободного человека и нашел его в бесклассовом обществе бродяг и пьяниц. Писатель, учивший деятельному отношению к жизни, яростно отвергал проповедь терпения, и опытный утешитель, хитрый кроткий старичок в спектакле не у всех находил понимание. Примечательна была сцена игры в карты, сочиненная актерами задиристо. Персонаж Олега Табакова отчаянно кричал: «А! Карта рукав совал! Я видел! Жулик! Не буду играть!» Ерничающий Сатин (Е. Евстигнеев) успокаивал: «Ты, Асан, отвяжись… Что мы — жулики, тебе известно. Стало быть, зачем играл?» Татарин не успокаивался: «Надо играть честна!» Сатин обескураживал его встречным вопросом: «Это зачем же?» Честный и серьезный Татарин не успокаивался: «Как зачем? Ты не знаешь?» Сатин резюмировал: «Не знаю. А ты — знаешь?» Раздосадованный, озлобленно плюнув, под общий хохот Татарин уходил на свое место.

Табаков внимательно и подробно играл изгоя, который, оказавшись в среде товарищей по несчастью, не мог смириться с царящими здесь порядками и законами. Как «Отче наш» он твердил на все лады: «Надо честно жить! Кто закон душа имеет — хорош! Кто закон терял — пропал!.. Не обижай человека — вот закон! Магомет дал Коран, сказал: „Вот — закон! Делай, как написано тут!“». Татарину жилось в подвале хуже всех. «

Степенный и сердитый парень, он так и не научился воспринимать громкое пение у себя над ухом как пение за стеной; не сумел воспринимать мертвеца, лежащего в нижнем углу наискосок от его верхних нар, как мертвеца за стеной». Но парадокс заключался в том, что именно он, помнящий Коран, для нас, зрителей, был не прав, когда ворчал, что умершую Анну «надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь — мертвый нельзя, здесь — живой спать будет…». Субъективная правда героя вдруг оказывалась ущербной, жестокой.

В конце Татарин, как и все обитатели, примирился со своей судьбой: «Потом придет время — Коран будет мало… время даст свой закон, новый… Всякое время дает свой закон… Коран называет… ваш Коран должна быть закон… Душа — должен быть Коран… да!» Из когтей судьбы он получит крещение в алкоголе: «Ну, шайтан, Бубна… подноси вина! Пить будим, гулять будим, смерть пришел — помирать будим!», чтобы «мало-помалу забыть и Коран, и татарку своей молодости, которая закон помнит»[43].