Ольга Ермолаева

Она все еще переживала радостный трепет и мысленно стояла у станка. Весело крутился патрон станка с валиком, вилась стружка. Казалось, что она сегодня увидела маленький кусочек той трудовой жизни, какой бы она желала.

ГЛАВА V

 В селении упорно заговорили о войне. А одним июльским утром началась суматоха. Точно чья-то чудовищно большая рука разворошила людей, как муравьиную кучу. Люди пестрыми толпами шли к железнодорожной станции. Шли, пели, плакали, кричали. Ольга уже четыре дня не видела Гальцова. Заходила в цех — его не было. Ее давила мысль: «неужели и его возьмут на войну?» Она не пошла в этот день на работу, да и завод в этот день тревожно примолк. Курился трубами только мартеновский цех.

Ольга пошла на вокзал. Вся площадь возле станционного здания была запружена народом. Люди, красные от горя и выпитой водки, пели, плясали, плакали, ругались; ржали кони. Ольга с трудом протискалась сквозь плотную стену людей к стоящему на втором пути поезду. Ее сжали, закрутили и вытолкнули на свободный первый путь. Красные товарные вагоны были битком набиты народом, а возле состава кипело море людей.

Подойдя поближе, Ольга вдруг заметила в широких дверях одного вагона Григория Гальцова. Он был в темносинем полупальто, в кожаных простых сапогах. Через плечо на ремне висела кожаная дорожная сумка. Он смотрел вниз на людей и что-то говорил. Ольге показалось, что это не он. Нет, это был он... Но как лицо его изменилось, потемнело, будто на несколько лет состарилось.

Увидев Ольгу, он радостно махнул рукой и бойко выпрыгнул из вагона.

— Ну, Леля, прощай, голубчик,— он схватил ее за руку.— А я думал не увижу больше тебя. Думал, ты не придешь проводить. И сказать тебе не удалось... Вчера вечером объявили, а сегодня утром — видишь?.. Не ожидала?.. Вот...

Ольга молчала. Ее сердце точно перестало биться. Хотелось что-то сказать Григорию, упасть к нему на грудь и разрыдаться. Но она стояла строгая, молчаливая, смотря на него взглядом горя и отчаяния.

— Григорий Николаич, неужели? — тихо, сдавленно произнесла она и заплакала.

— Да... Не плачь, родная.. Все, может быть, к лучшему. Народ-от, смотри, как волнуется... Не нужна ему эта война... Увидимся мы с тобой или нет, не знаю... Ну-ка пойдем...— Гальцов взял ее под руку. Они медленно пошли мимо состава.— Для тебя это неожиданно, Леля... А я знал, что это будет. И знал, что меня возьмут на войну. Почему вот я к тебе был сдержан?.. Я ведь знаю, что ты меня любишь, но... Я ведь тоже люблю тебя, Леля... Но, верно, не суждено нам с тобой быть вместе. Ты не думай обо мне. Не грусти... Я тебе буду писать... Ладно?..

— Пиши...

— Обязательно. Жив буду, писать буду, ну, а если перестану, так значит...

Он был бледен. Его усы и брови казались черней и гуще.

— Только ты не думай, что я будто не желал тебя... я желал... Все мысли были сосредоточены на тебе, но я не мог тебе об этом сказать... Да и сейчас вот, дурак, зря разболтался... Так уж... Ну, ничего... Ты возьмешь себя в руки. Я знаю... Афоне передай от меня привет.. Она на меня обиделась...

— За что?..

— Да так... пустяки... Она тебе, может быть, скажет сама.

— Ты пиши мне... Я тебя буду ждать...

— Ну, это как сказать, Леля.

— А почему?..

— Свернут мне голову... Я это чувствую... Если не в драке с немцами, так в другом месте.

— Где?..

— Пока не будем об этом говорить... Жизнь нашу нужно по-новому переделать... Народ изнемогает. Посмотри, какое отчаяние у всех...

Их разговор прервался. В одном из вагонов произошел шум. На полу вагона, свесив ноги наружу, сидел веснущатый рыжий парень. Он злобно дергал гармошку, припав к ней ухом. Гармошка натужно визжала, хрипела, а под рев ее он пел диким охрипшим голосом:

Вы садитеся в вагоны, Не точите ля-асы, Вы не люди и никто, А пушечное мя-асо-о.

Из вагона тупо смотрели пьяные молодые парни, размахивая руками, они нестройным хором выкрикивали:

А!.. А!.. А!.. А!.. Пушечное мя-со-о!

А веснущатый парень свирепо рвал гармошку и, красный от натуги, с остеклянелыми глазами горланил, встряхивая густой шапкой огненных кудрей:

Император Николай Запировал от скуки-и, А царицу Сашку Гришка Подобрал Распутин.

К парню подскочил высокий белобрысый жандарм. В один миг он выдернул его из вагона, схватил за ворот и поволок. Гармошка пискнула, упала на землю и треснула под начищенным сапогом жандарма. Десятка два парней выскочили из вагона, и бросились к жандарму.

— Не трогай, чорт!

— Отпусти!