Ольга, княгиня русской дружины

Сигге Сакс уже ушел. Перстень Уты он оставил мне – без него Мистина не поверит. Сказал, чтобы я не волновалась: они с товарищами будут ждать перед воеводской избой, прямо за дверью, и спасут меня от гнева Мистины, если тот окажется слишком уж силен.

Да если бы это могло меня успокоить!

* * *

Володислав велел оседлать лошадь, но я пошла пешком. Тогда он послал двух челядинов следом, которые вели лошадь за мной.

Сначала я шла медленно, едва переставляя ноги, будто страшная новость мешком лежала у меня на плечах. Потом почти побежала, пытаясь рассыпать по дороге свою внутреннюю дрожь. И только увидев ворота Свинель-городца, поуспокоилась и пошла обычным шагом.

Там я сразу направилась в воеводскую избу. Мистина был в гриднице, но я велела позвать его сюда. Вошел он с удивленным лицом: никак не ждал, что после недавних событий Володислав отпустит свою княгиню в «русское гнездовье». А для меня наше похищение с зажинок уже стало далеким, полузабытым и почти неважным, как позапрошлогодняя Коляда.

Не мямлить! За время пути мысли мои отчасти прояснились, я призвала на помощь память всех своих предков и приказала себе: говори быстро и ясно. Причитать не надо.

Когда Мистина подошел поцеловать меня, я только сглотнула и не пошевелилась.

– Я очень дурную новость принесла, – сказала я, когда он сел напротив и вопросительно на меня уставился, сцепив руки между колен. – Очень дурную.

Его взгляд стал серьезным и пристальным.

– Ты же знал, что они не успокоятся, да? Они… – Несмотря на всю решимость, мне пришлось еще раз набрать воздуху в грудь. – Они захватили Уту с детьми и отроками в залог и держат в Малин-городке.

– Захватили? – медленно повторил Мистина.

– Да. Вчера. В лесу. Когда после ночевки подъезжали к Малину. Гвездобор со своей дружиной устроил засаду и пригрозил перестрелять детей, если отроки не бросят оружие. Ута приказала слушаться. Они все невредимы! – поспешно добавила я. – И она, и дети, и Соколина, даже все отроки. Их держат в Малине, в святилище. Но Гвездобор прислал передать тебе… – я снова глубоко вдохнула, – что люди, к ним приставленные, убьют всех, детей и женщин, если только заметят под стенами подозрительное движение.

Мистина промолчал, и эти несколько мгновений показались мне очень-очень долгими. Сигге Сакс, кажется, плохо знал его, если ожидал дикой вспышки гнева. А может, из иных соображений не пустил сюда Володислава…

– Кто – сказал – тебе – об этом?

Мистина произнес эти слова, казалось бы, обычным тоном, но каждое было будто отрублено топором и падало мертвым.

– Гвездобор прислал человека к Володиславу. – Меня научили, что отвечать.

– А откуда я знаю, что это не брехня? – Он сказал похуже, обычно он при женщинах не употреблял таких слов.

– Вот.

Я протянула ему кольцо и положила в подставленную ладонь.

Уж, конечно, он узнает собственный подарок. С которым иначе, чем рассказано, Ута не могла расстаться. Мистина как будто слышал где-то очень далеко: «Если не дашь кольцо, придется отрезать по кусочку от ваших ребятенков и послать»… Еще хорошо, что это всего лишь кольцо! Без пальца…

Осознание обрушилось, как большой тяжелый камень. Черный. Потом этот камень быстро разросся в груди, вытянул всю кровь из сердца, все тепло жизни из тела.

Древляне…

– Чего они хотят? – Мистина не поднимал глаз от кольца, будто никогда не видел этакой чудной ромейской диковинки. Потом взглянул на меня: – Ведь не только отомстить?

– Нет. – Под его взглядом я снова задрожала. В нем не было угрозы, но отражалось все то ужасное будущее, какого я не хотела видеть. – Они сказали, это чтобы ты еще раз подумал… ну, когда Володислав предлагал тебе… стать его воеводой. Они сказали, как только ты поклянешься служить ему, тебе вернут жену…

– А детей все равно не вернут, – закончил он, хотя этого я не собиралась говорить. – Я бы на их месте не вернул. Прятал бы где-нибудь до тех пор, пока война не кончится. А потом убить всех разом – тех, кто уцелеет.

Он говорил об этом почти буднично. Ему ли было не знать, как делаются такие дела!

И он сказал «пока война не кончится» так, будто война уже началась.

Мистина замолчал, глядя перед собой. Всю жизнь он был отважен и верил в свою способность победить в любых условиях. Но сейчас будто сами суденицы раскрыли перед ним оконце в его будущее, и он с ледяной невозмутимой ясностью осознал: судьба толкнула его на дорогу, где «убиту быть». Сколько он ходил вокруг проклятого камня, все надеясь, что голос из-под земли скажет нечто более утешительное! Но нет. Все три дороги ведут к одному и тому же исходу.

И единственное, что ему теперь доступно, – это по примеру своих северных предков встретить злую участь с таким мужеством, чтобы ему позавидовали и более удачливые.

* * *