Ольга, княгиня зимних волков

– Где моя дочь? – обратился к ней теперь уже Сверкер, думая, будто чего-то не разобрал в ее ответе.

– Не знаю, княже. Не гневайся… – прошептала Нежанка, не смея взглянуть на него.

Поскольку Зорян умыкнул девушку не свободную, а челядинку, и никакого выкупа за нее не пересылал, Нежана по-прежнему принадлежала Сверкеру. Никто не мог распоряжаться ею без его воли, а главное, Альдин-Ингвару было важно показать Сверкеру: хитрый замысел провалился и принес одно унижение. Поэтому Зоряна сопровождала на тот свет другая молодая жена, такого же низкого происхождения, но принадлежащая только ему.

– Эту девку Зорян привез с Купалий? – слабым голосом спросила Гостислава у Гуди.

– Эту самую. – Гудя хмуро глянул на нее. – Сказал, жена его…

– Но где моя дочь? – повторил Сверкер, которому все казалось, что Ведома обязана быть где-то рядом и просто он почему-то ее не может разглядеть.

– Да он думал – эта! – Гудя потерял терпение.

Он сам уже после смерти Зоряна узнал, кого, по мнению покойного, тот раздобыл в жены. Зорян оказался не так виноват перед своим племенем, как теперь думали: он-то был убежден, что привез княжну старинного рода и наилучшую княгиню, какую только можно найти. Сорога с Гудей и негодовали, что у них под носом молодой князь пытался провести Ингвара киевского, и горько смеялись над тем, как судьба провела его самого. Они сами оказались обмануты дважды, и Гуде было очень стыдно.

– Постой, ты сказал, вы его схоронили? – вспомнил Ольмар. – Его – это… Зоряна?

– Так ведь убит он, – мрачно ответил Гудя. – А воевода Ингвар передать велел: Зорян, дескать, челядинку у вас украл, а он ее назад посылает, чтобы все было по закону…

По лицу Нежанки снова потекли слезы. Она было сжилась со своим горем, но теперь, попав в привычную с детства обстановку, ощутила его с новой силой. Была она желанной невестой, молодой женой, любимой мужем, была княгиней, а теперь – вдова горькая и челядинка безродная. Будто приснилось ей это все.

– Убит? – Сверкер едва верил своим ушам. – Кем?

– Сказал же я. Ладожским… Ингваром.

– Но почему, мары его возьми!

– Он знал. – Гудя бросил на Сверкера пристальный взгляд. – Ну, думал, что у Зоряна твоя дочь в женах.

Сверкер побледнел еще сильнее, на его высоком лбу выступил пот. За эти два месяца он сжился с мыслью, что его дочь – княгиня зоричей, ее муж – его союзник, и вместе они – сила, способная потеснить даже Ингвара киевского. И вот это все растаяло, как сон! Ни зятя, ни союзника, ни… Будто лез на высокую гору, уже почти уцепился за вершину – но сорвался и пребольно ударился задницей.

– К-как он мог это узнать? Зорян сказал ему?

– Зорян ничего не говорил.

– Ингвар видел ее? – спросил Сверкер, все еще думая про Ведому.

– Не видел. А Ингвар как приехал, едва с лодьи сошел, а уже начал бычить. Дескать, не возьму чашу от этих баб, позови твою жену, пусть она поднесет. А Зорян не хотел ее показывать. Мы тогда-то сами не ведали почему, а потом уж узнали, когда он Зоряна уложил, а она вышла… Он сам ее велел привести.

– Кого – ее? – Сверкер ничего не понимал. – Какой-такой он?

– Да княгиню нашу! – сорвался Гудя. – Вот эту девку, перед тобой стоит!

Постепенно Сверкер разобрался в положении дел. Да, Зорян привез с Купалий Нежану, и никакой Ведомы, никакой другой девушки при нем не было. Да, он назвал Нежанку княгиней. И прятал от Ингвара ладожского – понятно почему, раз считал ее дочерью Сверкера. А ладожане, приехав в Зорин-городок, ожидали найти там Ведому. И Альдин-Ингвар при виде Нежанки удивился, почти как сам Сверкер.

Сверкер сел и запустил пальцы в редеющие волосы.

Убит! Ингвар ладожский убил Зоряна – его, Сверкера, предполагаемого зятя! И то, что родство оказалось ложным, вовсе не оправдывало Ингвара в глазах Сверкера.

– Чтоб его мары придушили! – простонал Сверкер. – Негодяй! Мерзавец! Он стоял здесь передо мной, вел любезные беседы, а сам собирался убить моего родича, захватить мою дочь! Мне повезло, а не ему, только потому и не удалось…

– Сильно свезло, нечего сказать! – сквозь слезы отчаяния причитала Гостислава. – Где дочь-то наша? Где, батюшка? Куда ты ее-то подевал? Не мучь меня, скажи! И так два месяца себе места не знаю! Не сплю, не ем! Где она?

– Откуда он мог узнать? – Не слушая ее, Сверкер говорил сам с собой. – Кто мог ему сказать?

Он окинул взглядом людей за столом. Но лица и его хирдманов, и приезжих, и свинческих старейшин выражали одинаковое недоумение. Только у приезжих оно было приправлено любопытством, а у местных – тревогой.

Оглядывая эти лица, Сверкер осознал: никто не мог сказать. Никто не знал. Никто, кроме него и Зоряна. И Ведомы…

Подумав еще немного, он повернулся к жене:

– Это ты ему сказала?

– Кому?

– Ингвару, мара его возьми!

– Что я могла сказать? – в гневе закричала Гостислава. Тревога за дочь, которая вот именно сейчас будто провалилась сквозь землю, заглушила почтение к мужу. – Что я знала? Ты мне что-то рассказал? О судьбе моей дочери родной со мной посоветовался?

– Ты знала! Она сама рассказала тебе!