Ольга. Запретный дневник

В те дни исчез, отхлынул быт.                                                    И смелов права свои вступило бытие.А я жила.                    Изнемогало тело,и то сияло, то бессильно тлелосознание смятенное мое.Сжималась жизнь во мне…                                                  Совсем похоже,как древняя шагреневая кожас неистовой сжималась быстротою,едва владелец — бедный раб ее —любое, незапретное, простоеосуществлял желание свое.Сжималась жизнь…Так вот что значит — смерть:не сметь желать.

                             Самой — совсем не сметь.Ну что же, пусть.Я все равно устала,я все равно не этого ждалана тех далеких горных перевалах,под небосводом синего стекла,там, где цветок глядел из-за сугроба,где в облаках, на кромке крутизны,мы так тогда прекрасны были оба,так молоды, бесстрашны и сильны……Всё превратилось вдруг в воспоминанье:вся жизнь,                   все чувства,                                            даже я сама,пока вокруг в свирепом ожиданьестоят враги, безумствует зима,и надо всем —                               сквозь лед, и бред, и ночи,

не погасить его, не отойти —рублевский лик и стынущие очитому, кому не сказано:                                           «Прости!»Того, кто был со мной на перевале,на одиноком блещущем пути,и умер здесь, от голода, в подвале,а я —            я не могла его спасти……Еще хотелось повидать сестру.Я думала о ней с такой любовью,что стало ясно мне: на днях — умру.То кровь тоскует по родимой крови.Но незнакомый, чей-то, не родной,ты ближе всех, ты рядом был со мной.И ты не утешал меня.Ночами,

когда, как все, утратив радость слез,от горя корчась, я почти мычала,ни рук моих не гладил, ни волос.Ты сам, без просьб,                              как будто б стал на стражеглухого отчужденья моего;ты не коснулся ревностью егои не нарушил нежностию даже.Ты просто мне глоток воды горячейдавал с утра,                           и хлеба,                                            и тетрадьи заставлял писать для передачи:ты просто не давал мне умирать…Не знаю — как, но я на дне страданья,о мертвом счастье бредя, о тепле,открыла вдруг, что ты — мое желанье,последнее желанье на земле.

Я так хочу.Я так хочу сама.Пускай, озлясь, грозится мне зима,что радости вместить уже не сможетостаток жизни —                            мстительная кожа, —я так хочу.                  Пускай сойдет на нет:мне мерзок своеволия запрет.Я даже пела что-то в этот вечер,почти забытое, у огонька,цветным платком плотней укрыла плечии темный рот подкрасила слегка.В тот самый день сказал ты мне, смущаясь:«А все считают, ты — моя жена…»И люди нас не попрекнули счастьемв том городе,                        где бредила война.

5