Олигарх

Я замерла у него в руках. Сердце билось слишком отчаянно, заставляя признать — мне приятны его прикосновения.

— Поехали ко мне, Ксюша? — покрывая мою шею поцелуями, хрипло предложил Тихонов.

Пытаясь выровнять дыхание, я положила руки ему на плечи.

— К… тебе? — едва выдавила.

— Ко мне, да. Рабочий день закончится через двадцать минут. Можно оставить свои дурацкие роли здесь, в приемной. Стать просто Русланом и Ксюшей. А в десять часов вечера ты будешь дома, обещаю.

Я смотрела на него. Долго и пристально. Ощущала, как его теплые ладони поглаживают спину — слишком откровенно, слишком возбуждающе — и медленно сдавалась.

— Ладно, — выдохнула, обвивая его шею руками. — А мартини у тебя есть?

— Моя девочка любит мартини?

Губы скользят по моей шее — горячие, настойчивые. «Моя девочка». Как соблазнительны эти слова… Запах его сладковатой туалетной воды, с примесью чего-то терпкого, мужского — будоражит душу. Хочется прикосновений, объятий — еще и еще… и я медленно таю в его руках.

Его пальцы забираются под платье, оглаживают бедра, тянутся к тонкой резинке трусиков — и внутри закручивается сладкое предвкушение. Добираются до нежной кожи внизу живота — и мое тело взрывается блаженством. Судорожно ловлю его губы, желая только одного — чтобы он касался меня снова и снова.

— Купим тебе мартини, — хрипло выдыхает мне в шею Тихонов, и его язык дерзко скользит в мой рот. Разум окончательно меркнет, и я ощущаю только его одного. Его желание, его прикосновения, его поцелуи. Целых три часа счастья на двоих. Кажется, я окончательно продала ему свою душу и тело…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29.

Машина стремительно летела по дороге, лавировала в потоке автомобилей, и мое сердце переполняла радость. К мартини мы купили коробку миндальных пирожных и целый пакет разных вкусностей, и теперь я с нетерпением ждала того момента, когда мы окажемся у Тихонова дома.

Мне было очень интересно, как выглядит его дом. Это дом, или квартира? Спросить не хватало смелости, я не хотела показаться бестактной, поэтому просто ждала, когда же мы окажемся на месте.

— Руслан, а ты живешь один? — когда машина свернула в район новостроек, спохватилась я.

— Нет.

— Нет? А… с кем?

Я так широко распахнула глаза от страха, что он рассмеялся.

— С собакой.

— Напугал, — обиженно буркнула я.

— Неужели ты думаешь, я бы звал тебя в гости, если бы жил не один? — продолжал веселиться Тихонов.

— А собака у тебя злая?

— Она умная, Ксюша.

— Что значит, умная?

— Значит, не тронет. У тебя что, никогда не было собак?

— Нет.

— Ты ее полюбишь, — коснувшись на миг моей руки, подмигнул мне он и уверенно свернул на аккуратную парковку.

Пока Тихонов забирал из багажника наши покупки, я выбралась из машины и с интересом осматривалась по сторонам.

Никакого мусора, обшарпанных подъездов. Ровные пятнадцатиэтажки, выложенные плиткой дорожки, ухоженные палисадники. Красивые детские площадки, веселые мамы и малыши. Как будто я попала в другой мир. Мир комфорта и благополучия. Даже в осеннем сумраке этот мир выглядел идеально. Вспомнилась наша старая квартира в хрущевке, и стало не по себе.

— Ну, что ты там зависла? — закрывая машину, поинтересовался Тихонов. — Идем с собакой знакомиться.

— Идем, — очнулась от мыслей я.

Консьерж за стеклом, красивый холл. Выложенные ламинатом полы, сверкающий современный лифт.

— А на каком этаже ты живешь? — когда мы подошли к дверям лифта, поинтересовалась я.

— На двенадцатом.

Он нажал на кнопку вызова, и вскоре нас поглотили серебристые двери.

— А как зовут собаку? — не унималась я.

— Гораций.

— Какое интересное имя.

— Ты сегодня слишком много болтаешь, — заглядывая мне в глаза, улыбнулся Тихонов.

— Это хорошо, или плохо?

— Наверное, хорошо. Мне нравится, когда ты улыбаешься.

— Вообще-то я не люблю болтать. Но сейчас любопытство берет вверх.

Двери лифт распахнулись, выпустив нас на двенадцатом этаже.

— Подержи пакет, — попросил Тихонов и полез в барсетку за ключами.

Я перехватила пакет и принялась ждать. Вскоре добротная металлическая дверь распахнулась, и я в ужасе замерла. Из двери на нас выпрыгнул огромный немецкий дог.

— Гораций, фу! Сидеть! — рыкнул на пса Тихонов, и тот, поскуливая от обиды, покорно уселся в проходе.

— Это Ксюша, Гораций, — потрепав пса по короткой черной шерсти, заговорил Тихонов. Взял меня за руку и подвел к собаке. — Свои, Гораций. Ты понял? Ксюшу надо любить…

Огромная страшная морда оскалилась в подобие улыбки, и собака завиляла тонким черным хвостом.

— Он… огромный… — сглотнув ком от волнения, выдавила из себя я.

— Он добрый, Ксюша, — покачал головой Тихонов, и пес, будто подтверждая его слова, начал лизать мою руку.

— Он же… мне кажется, он меня сожрет целиком…

— Нет, что ты. Гораций очень милый и благородный. Он хорошо обучен.

— Ладно… поверю на слово… — осторожно расстегивая пальто, пробормотала я.

Тихонов забрал у меня пакет и помог снять верхнюю одежду.