Олигарх 3 (СИ)

— Предмет её увлечения надо думать господин Герман?

— Естественно.

— А он как?

— А его появление Татьяны Андреевны просто парализует, а после её отъезда он впадает в какое-то оцепенение и по полчаса совершенно невменяемый. Да и сегодня только из-за этого и напился.

— Не понял? — я подумал, что Герман злоупотребил из-за уничижительного отзыва зарубежных коллег, а тут оказывается дело в любови.

— Он прочитал этот идиотский отзыв, наливает себе полный стакан рома и залпом его выпивает. А после этого вдруг выдает, что жизнь его кончена и она, то бишь Татьяна Андреевна, будет его теперь презирать. И после этого, — Матвей возвысил голос и затряс руками, — он стал пить ром прямо из бутылки.

— И сколько он выпил?

— Бутылка была почти полная, а когда я отнял её, там оставалось в лучшем случае треть.

Это получается Герман залпом выпил грамм триста рома. На смертельно конечно, но ему явно от этого поплохело.

— Я его накормил углем и хорошо что мы буквально только-только плотно отобедали. Всю дорогу он распускал сопли и страдал, что теперь Татьяна даже на него и не посмотрит, а он без неё даже жить не желает. И ты знаешь, Алексей, про злосчастное письмо он ту же забыл страдал уже из-за того, что напился.

— И что ты по этому поводу думаешт?

— Я думаю, что Герман взрослый человек, Татьяне скоро шестнадцать, может быть это всё и серьезно. А то что он, — Матвей вероятно хотел сказать про то, что Герман совершенно из простых немцев, но я его прервал.

— Об этом вообще не надо говорить. Посмотрим. Я в это дело вмешиваться не буду, ты господину немцу за перебор по рогам думаю сам надаешь. Только скажи от меня, что если еще раз такое будет, я ни на что не посмотрю и лично вышибу его и что бы никаких глупостей. Татьяна еще ребенок. А если у них большое и серьезное чувство пусть потерпят, потом слаще будет.

— Согласен, целиком и полностью.

— Всё на этом тему закончили, давай о делах. Как думаешь с холерой мы справились?

— Боюсь даже что либо говорить хорошее. Всего по России умерло тысячи полторы, особенно тяжелое положение в выходящей с Балкан армии, там болезней и так хватает, и в Новороссии и Польше. Эти бараны нас совершенно не слушают и поднимают на смех и даже более того, договорились уже, что это наши власти честных поляков травят.

— Ты знаешь, я уже понял, что ненависть ко всему русскому делает из многих поляков полных идиотов. К счастью среди них есть и разумные люди, инача была бы полная беда. Ладно давай лучше дальше про холеру.

— На носу зима, вспышка пойдет на убыль. Народ пока не бунтует, но как ты и предвидел недовольства много. Хорошо, что верховодят не чиновники господина Закревского, эти бы дров наломали. Кое где они дорвались до власти, так там были карантины ради самих карантинов.

Это я отлично знал и поэтому писал, что эти господа не должны руководить таким сложным и тонким делом, чуть перебор и вся хозяйственная жизнь остановится и народ будет умирать уже от банальной голодухи.

— А перспективы на следующий год?

— Про будущий год и думать не хочется, зараза точно будет в Европе и к нам будет лезть со всех сторон. С кадрами у нас не плохо, если бы не упертые бараны и поклонники Запада, вообще было бы замечательно. Ты не представляешь, но у них чуть ли не падучая начинается когда они видят бутылочки тетки Анфисы.

— А с финансами как?

— Нормально с финансами, платят щедро и ни в чем практически не отказывают. Тут царь батюшка не экономит.

— А я чем нибудь могу помочь?

— Думаю что уже ни чем, все можно ты уже сделал.

На этом мое участие в борьбе с холерой можно считать законченным. В эти европейские дела я встревать не буду. Да и возможности особо для этого не будет, надо начинать освоение просторов Америки и Дальнего Востока.

Оставив подробнейшие инструкции чете Бакатиных и Сергею Петровичу я устремился на Нарвскую мызу.

Увиденное меня очень порадовало. Я решил сделать Усть-Лугу своим главным российским портом и планов моих громадьё начало претворяться в жизнь.

Все, что представляло какой-либо интерес, было скуплено на корню. Все земли на берегах Лужской губы принадлежали теперь мне. Кургальский полуостров и Сойкинский, ограничивающие нашу губу с запада и востока, тоже полностью принадлежали мне. На её оконечностях мысах Колганпя с востока и Кургальском с запада строились мощные маяки. Я знал, что скоро грядет век электричества и все делалось с большим запасом.

Подрядчики стояли в очереди чуть ли не от Нарвы до Питера. Нарва, кстати как и Ямбург, росли как на дрожжах. Кто только не пытался туда влезть и с чем. Но местная власть получила от меня установку, зарубежных капиталистов и купцов пускать только тогда, когда нет альтернативы в России. Каждое иностранное предприятие и вообще, каждый иностранец в этих городах и окрестностях моей мызы, сразу оказывался под колпаком у Ивана Васильевича.

А так как на кону теперь были не просто огромные, а совершенно не реальные деньги, как-то само собой у меня появилась еще одна служба безопасности. Её незаметно и не спеша, создал Степан Дмитриевич Бурков, мой управляющий питерского дома.