Олигархи. Богатство и власть в новой России

Период летних отпусков постепенно подходил к концу, но когда в начале сентября люди неохотно вернулись в город с дач, началась паника. Банковская система закрылась наглухо, все платежи были приостановлены. Самое распространенное объявление на дверях отделений гласило “закрыто по техническим причинам”, что означало — сегодня денег нет, банкоматы стояли безжизненно и безмолвно. Город, казалось, лишился цели и находился в свободном падении, особенно когда поставки импортных товаров стали истощаться и цены неожиданно выросли

^{559}

. Покупатели в панике расхватывали шампунь, опустошая полки магазинов, как будто им суждено никогда больше не увидеть “Л’Ореаль”. Внезапно нахлынули воспоминания о старом коричневом мыле советских времен — один кусок на семью из четырех человек. Безумное стремление купить хоть что-нибудь охватило людей на многие недели. На рынках время от времени исчезали такие простые товары, как соль, сахар, мука и спички. Каждый час пункты обмена валюты выставляли новый курс обмена рубля и доллара. В сентябре колебания приобрели невероятные масштабы. Когда наступил срок выплат по долларовым форвардным контрактам, рубль неожиданно и резко повысился в цене, а затем также неожиданно упал снова. Резко снизился уровень жизни, упав на 40 процентов. От ударной волны экономического кризиса пострадали все, но особенно болезненным было ее воздействие на средний класс, едва успевший пустить корни в условиях новой рыночной экономики. Это были люди, прежде работавшие на государство и оставившие надежные места работы, чтобы работать на себя. Они ездили в Париж, покупали джинсы и косметику, ужинали в модных московских ресторанах. Это были представители трудолюбивого класса предпринимателей, вкусившие плоды процветания, главным образом в Москве, и способствовавшие ему. “Ситуация действительно была очень шаткой”, — вздохнула Наталья Тумаш-кова, консультант по рекламе и кадрам, бизнес которой потерпел крах чуть ли не на следующий день после девальвации. “Я помню первый путч в 1991 году, мы были очень напуганы. Мы чувствовали, что все может вернуться. Но во второй раз, в 1993 году, мы уже чувствовали, что изменения необратимы. Теперь мы в шоке оттого, что все могло измениться так быстро!” Мы беседовали в почти пустом, похожем на пещеру зале ресторана “Ле Гурме”, украшенном мраморными колоннами и звенящими люстрами, который когда-то заполняли руководящие работники компаний в дорогих костюмах. Марина Бородицкая, писательница и переводчик, давняя подруга Тумашковой, печально смотрела на безупречно белые скатерти, сверкающие хрустальные фужеры и пустые стулья, освещаемые солнцем сквозь массивные арочные окна. “Я вышла и купила пятнадцать рулонов туалетной бумаги, — сказала она, — на всякий случай”. Кризис нанес самый тяжелый удар по мелким фирмам, таким, как у Тумашковой, которые были созданы на пустом месте и процветали благодаря энергии финансовых кругов — банков, рекламных агентств, бирж и всего, что существовало вокруг них. В год драконов торговля и сфера обслуживания в России сократились на 46 процентов, а количество предприятий, принадлежащих мелким предпринимателям, уменьшилось на 31 процент по сравнению с 1997 годом, когда страна переживала бум

^{560}

.

В дни, последовавшие за кризисом, олигархи проявляли беспокойство. Как вспоминал Кириенко, 20 августа Березовский, Гусинский, Смоленский и некоторые другие банкиры пришли к нему с просьбой оказать помощь банку Смоленского “СБС-Агро”. Кириенко рассказывал, что Березовскому хотелось добиться помощи без смены собственника банка. Но Кириенко отказался. “Мы постараемся, чтобы вас уволили”, — сказал Березовский. “Попробуйте”, — ответил Кириенко ^{561}. Позже Березовский отрицал, что такая встреча имела место. “Абсолютная глупость”, — прокомментировал он рассказы Кириенко.