Олигархи. Богатство и власть в новой России

В действительности бегство капитала прекратилось бы лишь при полном изменении системы функционирования государства и создании стабильного государства, в котором господствует право. Эта задача была слишком сложна для Ельцина и его поколения политиков в первое десятилетие постсоветской России. Время от времени российское правительство предпринимало вялые попытки пресечь утечку капитала методами, характерными для полицейского государства. Таможенные чиновники требовали, чтобы вылетающие авиапассажиры открыли свои бумажники и показали, сколько наличных денег они вывозят из России. Я много раз наблюдал подобные сцены в аэропорту “Шереметьево”, нетерпеливо ожидая своей очереди. Это было жалкое и глупое занятие, потому что каждый знал: телеграфом можно переправить хоть миллиард долларов и никто об этом не узнает. Бегство капитала осуществлялось вовсе не через “выход на посадку”.

Ошеломляющие свидетельства бегства капитала стали известны после падения курса рубля, когда выяснилось, что Центральный банк России перевел за границу миллиарды долларов через крошечную офшорную компанию “Файнэншл менеджмент компани” (ФИМАКО)? зарегисгрированную на острове Джерси, излюбленном убежище от налогов в Великобритании. Подробности об этой малоизвестной компании не стали достоянием гласности, но очевидно, что даже правительство пользовалось преимуществами, которые предоставляли офшорные зоны. Если Центробанк, символ стабильности, хранитель сокровищ России, мог перевести свои валютные запасы в крошечную офшорную компанию, то трудно представить себе, на что могли осмелиться другие.

Нет ничего необычного в том, что страны хранят свои валютные запасы за границей в надежных ценных бумагах или облигациях других стран. Но очень необычно, что страна передала свои резервы такой маленькой и малоизвестной управляющей компании. Центробанк заявил, что пытался оградить резервы от угрозы наложения ареста. Однако, как заметил Эрик Краус, “если вы хотите спрятать активы Центрального банка, то не станете создавать фиктивную компанию в Джерси, которую хороший юрист разоблачит за день, даже если он специализируется на бракоразводных процессах”. Более того, многие сделки остаются необъяснимыми и вызывают подозрения. Например, Центробанк, как стало мне ясно после моего собственного исследования, а также благодаря письму компании “Прайсуотерхаус Купере” от 4 августа 1999 года, адресованному Геращенко, использовал офшорную компанию-пустышку, чтобы тайно вложить деньги в высокодоходные российские государственные облигации, известные как ГКО.

Чтобы освободить ЮКОС от цепкой хватки кредиторов и миноритарных акционеров, Ходорковский разработал сложный план перевода нефтяной компании в офшорную зону. Запутанная система передачи акций рассеяла бы акции ЮКОСа и дочерних компаний по всему свету и не позволила бы другим установить, где он их спрятал. План был еще более дерзким, чем перевод доходов от продажи нефти за границу. Ходорковский переводил в офшорную зону целую компанию. План состоял в том, чтобы оставить миноритарным акционерам и западным кредиторам одну только вывеску, скрыв акции компании на маленьких отдаленных островах в Атлантическом и Тихом океанах.

Для начала Ходорковский решил выпустить миллионы новых акций дочерних компаний. Они предназначались для того, чтобы уменьшить стоимость акций, имевшихся у Дарта. Акций дочерних компаний, принадлежавших Дарту, было сравнительно немного — 12,85 процента акций “Юганскнефтегаза”, 12,3 процента акций “Самаранефтегаза” и 13 процентов акций “Томскнефти”, что не позволяло ему оказывать существенного влияния на управление компаниями. Тем не менее Ходорковский применил против Дарта тактику, не оставлявшую никаких сомнений в победе. Например, в то время в обращении находилось 40 миллионов акций “Юганскнефтегаза”. Ходорковский принял решение выпустить 77,8 миллиона новых акций. Это означало, что доля акций компании, принадлежащих Дарту, сократится с 12,85 процента до менее чем 5 процентов. С другими дочерними компаниями должно было произойти то же самое. Ходорковский планировал добавить к уже имевшимся 37,6 миллиона акций “Самаранефтегаза” еще 67,4 миллиона акций. К 45 миллионам акций “Томскнефти” — еще 135 миллионов акций. Короче говоря, принадлежавшие Дарту пакеты акций нефтяных компаний резко обесценивались. Эта тактика мало отличалась от трансфертного ценообразования, вызвавшего возмущение Дарта в 1998 году. На карту были поставлены сотни миллионов долларов.