Олигархический транзит

Многие обернулись к старпому, но тот молчал. Долгое время тишину нарушали только тяжёлое дыхание Андрея да причитания Нины Васильевны.

— Корабль выходил на связь, — продолжил Красносёлов после паузы, словно приняв какое-то решение. — После всего.

— По УКВ? — спросил старпом осипшим голосом.

— Да. Работает аппарат, не знаю, почему у вас не получилось связаться.

— Кто с ними говорил?

— Не я. Но я всё слышал.

— Ну?..

— Посоветовали построже следить за экипажем. Чтобы у нас не летали сигнальные ракеты и не мигали фонари.

После этого все затихли надолго. Молчал Акимов, яростно сопел Ругинис, детская обида застыла на лице Лайнера, побледнел и затаил дыхание Бугаев. Трудно даже вообразить, что творилось в эту минуту в разных головах.

Глава девятая

Оборотни

Первый подозрительный звук разбудил старпома среди ночи. Круглые часы на переборке показывали пять минут второго. Ему почудилось тихое поскрипывание кранцев, как будто кто-то пришвартовался рядом с судном и тёрся бортом о борт. Выглянуть наружу не было возможности, все иллюминаторы заварены, и он скоро опять начал дремать, но тут его внимание привлёк шёпот.

— Знать бы! Он здесь один всё знает, но никогда не скажет.

Это был голос Бугаева, раздававшийся не с обычного места напротив, а из дальнего угла.

Акимов поднял голову и различил силуэты Бугаева и Светы, сидевших рядышком на палубе возле постели Чернеца, прислонясь к переборке. Света, казалось, в полном изнеможении склонила голову Бугаеву на плечо, он как будто обнимал её одной рукой. Картинка в оранжево-коричневых тонах была нечёткой.

— А ты спроси! — прошептала Света. — Если знает, то скажет.

— Скажет, как же!.. Ты просто влюбилась в него как кошка.

— Дурак. Зачем только я такого дурака жалею.

— Конечно, влюбилась. Думаешь, я не замечаю, как ты на него глядишь? Все это видят.

Рядом недовольно заворочались сразу несколько человек.

— Светка, уж ты бы выбрала кого-нибудь одного! — проворчал из темноты Бородин. — А то вьются вокруг, только спать мешают.

— Попробуй между ними выбери! — встрял Грибач. — У одного не стоит, другой кончить не может.

— Со старым херово, — серьёзно прокомментировал Жабин. — Палку кинет, и кранты. Мой отчим так на матери подох.

— Свет, ты лучше за Стёпу выходи, он ещё маленький!..

— Не троньте девку, пусть побалует, — примирительно сказал Сипенко.

Многие, оказывается, в эту ночь не могли заснуть. Уставший от проблем народ устроил себе разрядку.

Акимов нарочно громко спросил у Светы, как Чернец. Она спохватилась, намочила под краном полотенце, поменяла больному компресс. Подошла и к старпому, предложила обезболивающее — у того всё ещё кровоточил разбитый рот. После бессонных ночей она совсем валилась с ног. Он посоветовал ей прилечь, а сам начал куда-то падать. Падал, падал…

И тут как раз ухнуло на палубе где-то ближе к баку — словно груз свалился сверху. Это Акимов после сообразил, а проснулся от кошмара, содрогнувшись: ему привиделось, что его сбросили в трюм с ящиками. По судну тоже прошла дрожь.

Все, кроме Чернеца, мигом подскочили на своих постелях. Недоумённо озирались в полутьме при свете тусклого фонаря над дверью, возле которой, как всегда, невозмутимо сидел стражник.

Там, снаружи, явно шла необычная возня. Похоже было, что работал судовой кран. Что-то несколько раз беспорядочно ударилось о стенки и горловину трюма, словно из него вытягивали громоздкий, тяжёлый предмет. Затем судно принялось всё больше и больше упруго крениться на левый борт — по мере вылета стрелы с грузом. Снова раздался натужный скрип кранцев, скрежет борта о борт; но вот — глухой удар тяжеловеса, опущенного на неведомое плавсредство рядом, всплеск стеснённой воды между бортами — и судно вновь на ровном киле.

— Ругинис! — крикнул старпом.

— Я здесь.

— А где Иван Егорович?

— Рядом со мной.

— Тут я, тут, — суетливо подтвердил Сипенко.

— Значит, это не наши? Кранами работают.

— Здесь предателей нет, — отчеканил Ругинис.

Старпому сразу вспомнилось услышанное по иностранному радио: «судно оказалось в руках группы изменников»… Он ещё тогда задумался, что же они имеют в виду. В самом деле, кого в такой запутанной, подлой истории называть предателем? Уж не мальчишку ли, который отважно проник в трюм только для того, чтобы узнать преступно скрываемую от людей правду, а потом честно сообщил эту правду тем, кого принял за представителей власти? Или, может, Чернеца, посылавшего сигнал «SOS» на военный корабль, рисковавшего собственной головой в надежде спасти всю команду? Боцман хорохорится, строит из себя, а ведь если поведут под дулами автоматов, как тогда, когда название на борту перекрашивали, — пойдёт как миленький. Хоть на кран, хоть в первый трюм треклятые ящики стропить. Против автомата не попрёшь, это тебе не со старпомом препираться. Никуда не денешься…

— Предателей тут как грязи, — пробурчал Жабин, словно прочитав мысли старпома.

Через несколько минут всё повторилось сначала: тяжёлые удары ящика о стенки и горловину трюма, нарастающий крен, скрип бортов, плеск воды. Затем третий раз, четвёртый, пятый…