Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Я не хотел отвечать под первым впечатлением от вашего письма. Впечатление это было слишком печальным и слишком горьким. Я бы тоже оказался несправедливым, как и вы. Я решил подождать несколько дней. Нынче я, по крайней мере, спокоен и могу перечесть ваше письмо, не боясь разбередить глубокую рану, которую оно нанесло мне. Должен сказать, не думал я, что все случившееся между нами, известное лишь нам двоим на всем свете, могло быть когда-нибудь забыто… Вы ведь должны помнить, что́ произошло при обстоятельствах самых горестных в моей жизни, в ту минуту, когда мне пришлось выбирать между нею и вами. Вспомните, что́ я вам тогда сказал, что́ я предложил, что́ я обещал, конечно с твердым намерением выполнить обещание и поступить так, как вы того пожелаете.

Вспомните это и скажите, как вы могли написать, что в этом деле у меня не было по отношению к вам искренности, доверия, откровенности! И все это вы написали мне через какие-нибудь три месяца… Я вам это прощаю сейчас. Но, может быть, придет день, когда вы сами себе этого не простите…

На полях этого письма, рядом со словами «известное лишь нам двоим на всем свете», Сент-Бёв написал (вероятно, для потомства): «Ложь! Он этим хвастался перед нею, приписывая мне то, чего я не говорил». Рядом со словами: «Вспомните, что́ я вам тогда сказал», стоит злобная реплика: «В ту самую минуту он мне лгал и вел двойную игру». На конверте написано: «Он вел двойную игру. Писал мне пышно, а действовал наперекор. Оттого и шел несколько лет упорный поединок между нами».

«Упорный поединок», в котором двое мужчин сражались из-за Адели, и эти заметки на полях, как нам кажется, доказывают, что отчасти и на нее тут падает ответственность. Нельзя отрицать, что летом 1831 года она разлюбила своего знаменитого мужа. Он сам в отчаянии признает это и даже говорит это сопернику. Почему охладела жена? У Гюго, так же как у его отца, требования чувственности были, несомненно, сильнее обычных. Адель жаждала отдыха, страшилась пылких страстей и отвергала домогательства мужа. Сент-Бёв в своих стихах ликовал:

Адель, бедняжечка! Как часто ночью темной,В тот час, когда твой лев, свирепый, неуемный,Врывается в твое ночное забытье,

Чтобы схватить тебя и грубо взять свое,Тебе приходится, овечка дорогая,Вести тяжелую борьбу, изнемогая,

Хитрить на все лады, чтоб верность сохранитьТому, с кем чистых чувств тебя связала нить![73]

К тому же муж, окруженный ореолом славы, вовсе не обязательно бывает любезным с женой. Даже наоборот: как мать, всецело отдающая себя своим детям, поэт всего себя отдает творчеству. Он становится раздражительным, нетерпимым, властным. Адель, как она это и предвидела во времена их помолвки, обрела в Викторе деспотического повелителя; она жалела о своем робком и покорном поклоннике. Не подлежит сомнению то, что она потихоньку встречалась с Сент-Бёвом, виделась с ним наедине, что она неосторожно передавала ему слова своего мужа, и даже несомненно то, что на этих тайных свиданиях, вдали от Циклопа, влюбленная пара безжалостно критиковала его.