Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Сборы превысили все ожидания. Пьеса вызволила супругов Гюго из нужды. В ящике Адели скопилось немало тысячефранковых билетов, которые до сих пор редко появлялись в доме. Триумфатор Гюго уже привыкал к поклонению. "Из-за дурного отзыва в статье он приходит в бешенство, — сказал Тюркети. — Себя он как будто считает облеченным высокими полномочиями. Представьте, он так разъярился из-за нескольких неприятных для него слов в статье, напечатанной в "Ла Котидьен", что грозился избить критика палкой. Сент" Бев разразился проклятьями, потрясая каким-то ключом…"

Сент-Бев — Адольфо де Сен-Вальри, 8 марта 1830 года:

"Дорогой Сен-Вальри, нынче вечером уже седьмое представление "Эрнани", и дело становится ясным, раньше тут ясности не было. Три первых представления при поддержке друзей и публики прошли очень хорошо; четвертое представление было бурным, хотя победа осталась за храбрецами; пятое — полухорошо, полуплохо; интриганы вели себя сдержанно, публика была равнодушна, немного насмешничала, но под конец ее захватило. Сборы превосходные, и при маленькой поддержке друзей опасный путь будет благополучно пройден, — вот вам бюллетень. Среди всех этих треволнений Виктор спокоен, устремляет взор в будущее, ищет в настоящем хоть один свободный день, чтобы написать другую драму, — истинный Цезарь или Наполеон, nil actum reputans [не раскаивающийся ни в чем содеянном (лат.)], и так далее. Завтра пьеса будет напечатана; Виктор заключил выгодный договор с книгоиздателем — пятнадцать тысяч франков; три издания по две тысячи экземпляров каждое, и на определенный срок. Мы все изнемогаем, на каждое новое сражение свежих войск не найти, а ведь нужно все время давать бой, как в кампании 1814 года…"

Сент-Бев был честным соратником, а между тем в сердце у него бушевала буря. Он узнал, что супруги Гюго в мае съедут с квартиры и поселятся в единственном доме, построенном на новой улице Жана Гужона. На улице Нотр-Дам-де-Шан хозяин им отказал, испугавшись нашествия косматых, небрежно одетых мазилок-художников, защитников "Эрнани", но граф де Мортемар сдал супругам Гюго третий этаж своего недавно построенного особняка. Средства теперь позволяли ям жить в районе Елисейских Полей. Адель ждала пятого ребенка, и Гюго не прочь был перебраться с нею подальше от Сент-Бева. Пришел конец приятным ежедневным встречам. А впрочем, были ли они по-прежнему возможны? Жозеф Делорм задыхался от смешанного чувства ненависти и восхищения, которые вызывал у него Гюго. Он знал теперь, что любит Адель не как друг, а любит по-настоящему. Некоторые полагают, что он тогда покаялся перед Гюго, и тот предупредил жену; другие считают, что сцена признания произошла позднее. Но, по-видимому, она несомненно произошла: Сент-Бев использовал ее в романе "Сладострастие". Что у Гюго с мая 1830 года появились серьезные основания для горьких чувств, видно из тех стихов, какие он создавал в то время. Однако Сент-Беву, который жил тогда в Руане у своего друга Гуттенгера, он писал не менее ласково, чем прежде: "Если б вы знали, как нам недоставало вас в последнее время, как стало пусто и печально даже в семейном нашем кругу, которым мы обычно ограничиваемся; грустно нам даже среди наших детей, грустно переезжать без вас в этот пустынный город Франциска I. На каждом шагу, каждую минуту нам недостает ваших советов, вашей помощи, ваших забот, а вечерами разговоров с вами, и всегда недостает вашей дружбы! Кончено! Но не вырвать из сердца милой привычки. Надеюсь, у вас впредь не будет дурного желания бросать нас и коварно дезертировать…" Однако в том же месяце мае Гюго писал стихи, полные разочарования, такие непохожие на торжествующие "Восточные мотивы". Перечитывая свои "Письма к невесте", он с печалью вспоминал то время, когда "звезда светила мне, надежда золотая ткала мне дивный сон".

О письма юности, любви живой волненье!

Вновь сердце обожгло былое опьяненье,

Я к вам в слезах приник…

Отрадно мне, забыв о прочном, тихом счастье,

Стать юношею вновь, тревожным, полным страсти,

Поплакать с ним хоть миг…

Когда нам молодость улыбкою отрадной

Блеснет на миг один, о, как мы ловим жадно

Край золотых одежд…

Миг ослепительный! Он молнии короче!

Очнувшись, слезы льем, — в руках одни лишь клочья

Блеснувших нам надежд!

[Виктор Гюго, "О, письма юности…" ("Осенние листья")]

Адель часто плакала, и муж с горечью обращался к ней:

Ты плакала тайком… Ты в грусти безнадежной?

Следит за кем твой взор? Кто он — сей дух мятежный?

Какая тень на сердце вдруг легла?

Ты черной ждешь беды, предчувствием томима?

Иль ожила мечта и пролетела мимо?

Иль это слабость женская была?

[Виктор Гюго. XVII ("Осенние листья")]