– Так, братцы, – голос Уильяма охрип от эмоций. – Хотите, для поднятия духа отправимся в ближайший «Макдоналдс»?
Через час Хелена также была в аэропорту, с нетерпением ожидая появления Фабио.
– Bella! Хелена!
– Фабио! – Хелена побежала к нему, и он подхватил ее за талию и закружил, к восхищению окружающих. Смеясь, он опустил ее на землю и обнял.
– Как я рада тебя видеть, – сказала Хелена, его знакомый запах так живо напомнил о другом периоде ее жизни, что на глаза навернулись слезы.
– Я тоже счастлив видеть тебя, правда, – Фабио окинул ее оценивающим взглядом. – И ты выглядишь великолепно,
Они поехали в Пафос, нашли ресторан в более тихой части оживленной набережной и заняли столик на улице с очаровательным видом на сверкающее море за пальмами, высаженными вдоль причала. Фабио заказал полбутылки кьянти и кока-колу для Хелены, потом достал очки и целую вечность изучал меню.
– Ненавижу эту кипрскую еду! Они не умеют готовить, – громко пожаловался он.
– Тогда возьми салат. Там они просто не смогут ничего испортить.
– Ты себе не представляешь. Так! Я решил. – Он щелкнул пальцами, подзывая официанта, и в мельчайших подробностях объяснил, что именно хочет.
Хелена весело наблюдала за ним, вспоминая его чудачества, далеко не все из которых вызывали умиление. Он хорошо выглядел, все еще мускулистый и подтянутый благодаря ежедневным классам, но волосы на лбу – вечный источник беспокойства в прежние времена – заметно поредели.
– Почему ты внимательно смотришь на мою голову? – спросил он, наконец отпустив растерянного официанта. – Ты заметила, что волосы редеют?
– Ну, может быть, немножко. Прости.
– Да, редеют. Ненавижу! Я параноик средних лет и в будущем году буду делать пересадку.
– Честное слово, Фабио, все не
– Они отступают, словно отлив, а прилива не бывает. Так что я сам привожу себя в порядок. Видишь? – он оскалил зубы. – Поставил новые в том году в Лос-Анджелесе. Хороши, да?
– Они… на удивление белые, – кивнула Хелена, стараясь не смеяться.
– А еще лоб, – Фабио указал на него. – Он гладкий,
– Очень.
– Ботокс. Ты тоже должна сделать, Хелена.
– Зачем? Мне надо?
– Ты должна начать раньше, чем другие заметят.
– Ну конечно, – согласилась она с притворной серьезностью. – Я и забыла, насколько ты тщеславен.
– Что ж, красивому мальчику вроде меня стареть гораздо тяжелее. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, мне больно. Так, а теперь,
Хелена протянула руку через столик и положила на его руку.
– Фабио, прежде чем мы проведем следующие два часа, предаваясь воспоминаниям и перескакивая с одного на другое, мне надо, чтобы ты меня выслушал.
Он посмотрел на нее и нахмурился.
– Выражение твоего лица говорит мне, что это серьезно. Ты не больна?
– Нет, но поскольку тебя ждет встреча с моей семьей, тебе нужно кое-что знать.
– Мне надо будет выпить?
– О да, – Хелена с чувством кивнула. – И я бы тоже выпила, если бы не была за рулем. Предупреждаю тебя, ты не поверишь.
Фабио сделал большой глоток кьянти.
– Так, – сказал он. – Я готов.
Уильям лежал у бассейна, пока младшие смотрели диснеевский фильм в доме. Жара душила, и он чувствовал себя расслабленным и сонным.
Последние три недели были чудесными – после урагана имени Чандлеров и откровений Хелены. Которые, хотя и дались ей с таким трудом, в сущности – для него, по крайней мере, – оказались безобиднее, чем другие сценарии, порожденные его воображением.
Разумеется, он не питал иллюзий, что Хелена рассказала ему все. Когда он впервые увидел ее одиннадцать лет назад в Вене, она казалась загадочной. Почему, удивлялся он тогда, эта прекрасная, элегантная женщина – которая говорила с четким британским акцентом, выдававшим привилегированное происхождение, – работает официанткой в кафе? Он был околдован с первого мгновения, как увидел ее.
Потом они разговорились, и неожиданно Уильям пригласил ее выпить с ним после смены. Она отказалась, как он и ожидал, но, как всегда у него, настойчивость одержала победу. С того дня он пренебрегал лицезрением прекрасных видов Вены, вместо этого просиживал в кафе с книгой, когда знал, что Хелена на работе. И в конце концов она согласилась выпить.
Она рассказала ему, что раньше была балериной и перестала танцевать три года назад, когда забеременела. У нее, оказывается, был сын, и по тому, как сияли ее глаза, когда она говорила о нем, было понятно, что маленький Алекс – центр ее вселенной.