Оловянное царство

Он рассеянно смотрел на старую карту, неточную и изъеденную мышами. Пиктов звать бесполезно, они не придут, да и Утер зайдется в истерике. Он вспомнил Килуха. Иберния? Зелёный остров, набеги которого они отражают раз в год по привычке? Пираты-улады больше ценили свободный разгул, они не пойдут на службу новому царству, но невесту там можно найти. Перед глазами Амброзия встало теплое, как позднее лето, лицо золотоволосой Ровены, и он ощутил, как остро ему будет ее не хватать. Ему. Мирддину. Всем в этом замке, даже самому императору. Никакая весна не заменит благодатное лето.

Он порывисто свернул карту в трубу и поставил на место. Для новых союзов время найдется. Для новых набегов — тоже. А сейчас ему надо сделать хоть что-то, если он единственный, у кого голова на плечах.

Раздался стук в дверь, затем в дверном проёме тут же появился Килух — волосы и борода в беспорядке, глаза безумные и подвижные, это было на него не похоже.

— Тебе придется говорить на ходу, — тут же заметил Амброзий. — Я иду к императору и мне не надо мешать.

Улыбка на лице ибернийца была натянутая и застывшая, с его губ сорвался смешок.

— Вот совпадение, Аврелиан. А ведь он сам вызывает тебя.

«Что за новая напасть…» — пронеслось в его мыслях, и он выругался. Что за эти три дня — за эти три немыслимых дня — могло еще произойти такого, что в логово льва позвали его, центуриона Амброзия?

— Что там случилось? — грубовато спросил он Килуха.

Иберниец ушел от ответа и только освободил ему путь.

— Извини, Аврелиан, — проговорил он невнятно. — Лучше ты сам все услышишь. И да хранит тебя небо, он зол, как тысяча диких волков.

Это напутствие не окрылило Амброзия. С тяжёлым сердцем он дошел до комнат императора Вортигерна, постучал в тяжёлую дверь здоровой рукой. Если сейчас ему скажут, что это он-де милуется в спальнях с Ровеной, он плюнет этой сутулой собаке в лицо — а затем пускай и рубит левую руку, и отправляет на плаху, и отвозит в далёкие южные земли рабом. С него было достаточно. Ему хотелось открыть дверь с ноги и выпалить все, что внутри накипело.

— Ты звал меня, Вортигерн?

Он вошёл в комнату и понял, что хозяин Повиса сидел не один. Рядом с ним стоял Утер, черная борода всклокочена, тот явно не выспался и несло от него, как от целой таверны. Тем не менее, брат стоял здесь. Мрачный и злой, его глаза метали темные искры.

— Доброго утра, — кинул он брату, и понял, как глупо прозвучали эти слова.

— Ты издеваешься или тебе охота подраться? — голос подал император. — Изволь, могу отдать тебя страже и прописать двенадцать плетей.

— Как сочтешь нужным. Про плети тебе известно больше, чем мне.

Вортигерн не ответил.

— Он не знает, — бросил Утер. — Иначе бы тут не хохмил, можешь поверить. Видно, мой братец спал, как младенец.

Тот вновь ухмыльнулся, но ухмылка вышла совсем невеселой. Что у них произошло нынче ночью? Амброзий напрягся.

Он вновь повернулся к Вортигерну.

— Что ты опять натворил? Твоя жена наложила на себя руки? Не вынеся позора, который ты сам и навлек на нее? Тогда с саксами воюй без меня.

Послышался рык, и он поспешно пригнулся. Серебряный кувшин пронёсся мимо центуриона и с отвратительным лязгом врезался в стену. Остатки медовухи и воска разбрызгались по полу. «Когда-нибудь, — подумал Амброзий. — Когда-нибудь здравый смысл настолько покинет меня, что меня будет хотеть убить каждый первый. Тогда придется податься в берсерки.»

— Не смей поминать мою жену, Полу-бритт!! — рявкнул Вортигерн, и Амброзий, признал — Килух прав, тот правда походил на свору диких волков. «И все ещё «жена», отметил он про себя. Это вселяло надежду.

Вортигерн опустился на место. Он вспомнил, как на досуге сравнил императора с огнем хитрых греков. Надо быть осторожнее, если он хочет дожить до вечера с головой.

— Что стряслось? — повторил он. — Зачем ты послал Килуха за мной?

— Все пропало, — ответил Утер. — Вот что стряслось. У меня-то есть возможность убраться на Стену, а вот вашей участи я не завидую.

— Заткнись.

Под взглядом Вортигерна Повелитель Стены смешался и закрыл рот на замок. Император все ещё оставался главной силой на острове.

— Ночью гонец доставил в Повис вот это послание.

Вортигерн протянул ему два обрывка пергамента. Очевидно, это был целый свиток, который порвали в минуту злобы и гнева. Амброзий с трудом развернул один, а затем рядом второй. Его сердце упало.

— Это ведь невозможно.

— Возможно, — ответил Вортигерн. — Поверь мне, возможно. Вот же ж ублюдки…

Амброзий подошёл ближе к окну и в неверном свете утра перечитал послание вновь и вновь. Нет, ему не почудилось. В письме значилось, что оловянная шахта Повиса со всем касситеритом и неприступной крепостью возле нее переходит во владение…

— Лодегрансу?! — рявкнул Амброзий и смял пергамент в жалкий комок. На мгновение он почувствовал ту же звериную ярость и бешенство, как когда Утер предал его. — Ублюдок захватил нашу шахту?!

Он со всей силы пнул ножку стола. С него с грохотом попадали оба подсвечника.

— Мою. Шахту, — процедил император, но без особого рвения.

Он пропустил это мимо ушей.