Он и она минус он и она

Наступившая пауза вызвала внутренний дискомфорт у Георгия Глебовича, он слегка заерзал и покосился на следователя, но тот ждал ответа на поставленный вопрос. Да, это фишка Павла, он умеет держать паузу в нужный момент, сооружая бесстрастную физиономию, хотя ой как тянуло повторить сказанное. Георгий Глебович припомнил советы Будаева, на полное откровение не рискнул пойти, но часть правды сказал:

– Ладно, раз вы так настаиваете, к тому же все равно узнаете… Камилла моя дочь. Родная. Ясно? Надеюсь, после этого вопросы отпадут?

После признания Павел едва не расхохотался, а рассмешил его Феликс, вытаращивший глаза, открывший рот и прикрывший его ладонью, вдобавок плечи поднял, в стену вжался боком. Комик.

– Н-да, это многое объясняет, – произнес Терехов, растягивая слова, ибо соединял в уме все точки дела, чтобы с данной новостью составить общую картину. – А почему она Жоржевна?

– Потому что это имя мне дала мама, мне оно не нравилось, я поменял его на более привычное. Но моя дочь не поменяла отчество.

– М-да, как все запутанно… Судя по всему, вы и Надежда Артемовна в курсе, что случилось с мужем вашей дочери и женой Лукьянова. (Вопрос Георгий Глебович проигнорировал.) Где сейчас находится Лукьянов? (Та же история.) Укрывательство ничего не даст, мы все равно найдем его.

– Без адвоката я давать показания не стану.

А черт легок на помине: в кабинет ворвался человечек ростом с сидящего Зарубина, в костюме, с большим кейсом, большим носом, лысиной и глазами удава. Видимо, Феликс тоже догадался, что за фрукт пожаловал, потому что закатил глаза к потолку и отвернулся. Человечек решительно двинул к столу Терехова, потрясая ксивой, одновременно выстреливая словами:

– Я Перумов Семен Ильич, адвокат Зарубина Георгия Глебовича…

Почти бог! – судя по фамилии и напору с порога. Так ведь отрабатывает гонорар и наверняка немаленький, начался предсказуемый торг. Процедура эта неинтересная, Павел про себя медитировал: спокойствие, только спокойствие, Феликс откровенно скучал и не участвовал в базаре (со стороны адвоката), даже демонстративно прикрыл веки и якобы отдыхал. В результате Перумов выдрал подписку о невыезде, на которую Терехов был согласен с самого начала, но покочевряжился, чтобы не расслаблять клиентов, ему ведь теперь тоже необходимо время. Итак, удовлетворенный Георгий Глебович с отпечатком торжества на лице поднялся с места, кинув вопрос:

– А моя дочь?

– Какая дочь? – обратился к Зарубину, выйдя из роли бога Перумов, явно обалдев. То есть про дочь он ни сном ни духом.

– Моя дочь, – бросил ему тот с высоты своего роста. – Не показывал ее никому, чтобы обезопасить, а то развелось охотников за легкими деньгами.

– А ваша дочь, Георгий Глебович, задержана, – остудил пыл благородного отца Павел, не отрываясь от писанины.

Зарубин снова сел на стул, молча к адвокату протянул ладонь и сразу перевел ее, указывая на следователя, мол, работай.

– А подписку о невыезде? – обратился Перумов к Терехову.

– Никаких подписок не будет, – твердо ответил Павел. – Камилла Пешкова подозревается в убийстве мужа, улики против нее у нас имеются. Желаете взглянуть, господин адвокат?

Феликс, внезапно «проснувшись», подхватил с соседнего стула увесистую папку, подошел к Перумову и протянул ее, адвокат не взял:

– Позже заеду и ознакомлюсь с делом.

Неудивительно, ему необходимо сначала выяснить хотя бы в общих чертах, что вообще происходит, но выяснить у клиента, сначала его версия, потом остальные трактовки. Отсюда в глазах удава на мгновение время от времени мелькали то недоумение, то растерянность, то паника – все от незнания ситуации и боязни не угодить Зарубину, который ему напомнил жестким тоном:

– Залог.

– Да! – встрепенулся Перумов. – Мы можем внести залог за дочь… Георгия Глебовича. Какую сумму? – поинтересовался он у Зарубина.

– Любую, – бросил тот.

– Мы можем любую сумму…

– Не можете, причины вам известны, – перебил его Павел, протягивая небольшой лист бумаги Зарубину. – Это отдадите при выходе. Всего доброго.

Эх, как встал Георгий Глебович! Зевс! Или еще какой громовержец из древней мифологии. И все молнии предназначались Терехову. Поскольку ловить им было нечего, ибо следователь углубился в чтение бумаг, оба ушли. Павел тут же отодвинул бумаги, в сторону и откинулся на спинку стула.

– Ввести Пешкову? – спросил Феликс.

– Не надо.

– Почему?

– Ты же видел ее, подавленная, расстроенная, на грани обморока. К тому же папа научил ее без адвоката рта не раскрывать.

– Тогда оформляем в СИЗО?

– Нет. Зачем к уголовницам сажать такую красоту? Пусть в себя придет, подумает. В изолятор временного содержания определим, это на удивление приличное место у нас, почти отель.

– Вечно, Паша, ты не по правилам действуешь. На нее накопали кучу улик, тут дорога только в следственный изолятор.

– Если я правильно рассчитал, хотя не исключаю ошибки…

Он осекся, замер, словно его столбняк хватил, даже не моргал, Феликс провел перед его лицом ладонью:

– Ну? Кому молчим?