Он, она и пушистый детектив

– А кто, кроме хозяйки, имеет свободный доступ ко всем блюдам? Напиткам?

– Но зачем ей убивать своего сожителя?

– А вы видели, как Гену оплакивает Ариша? Она горюет явно больше, чем Маринка. Наверняка между нею и покойным что-то было. А какая нормальная жена потерпит, чтобы ее муж ей изменял – да с кем? С прислугой! Только я вам ничего не говорила. Еще не хватало нажить мне в лице Маринки врага. Она, знаете ли, особа мстительная.

– Я понял вашу позицию, – заметил я. – Что ж, я вас больше не задерживаю.

Я проводил Веру. Сначала я думал, что следующим вызову мужа Вениамина, но после того как женщина безапелляционно указала мне на Марину, я пригласил на кухню жену убитого. Попутно я оглядел мизансцену, сложившуюся в гостиной. Все пребывали на своих местах, находясь в разной степени уныния. Черный котяра продолжал возлежать на прикрытом трупе. Я взял со стола бутылку виски и вызвал к себе свежеиспеченную вдову. Марина безропотно встала и прошла ко мне на кухню.

– Хотите выпить вискарика? – предложил я.

Она испуганно отшатнулась.

– Нет, зачем?

Я понюхал горлышко бутылки: нет, цианидом не пахло.

– Вы подлили яд в бокал своему мужу?

– С чего вы взяли?!

– Вы знали, что ваш супруг и прислуга Арина находятся в связи?

Женщина поникла.

– Да, я знала.

– У вас есть мотив. Вы хотели отомстить супругу за измену и поэтому его убили.

– Нет-нет-нет! – прокричала она. – Он обещал мне, что все прекратит! А Аришку мы договорились уволить, я бы ее рассчитала, со следующего месяца! Нет, нет, я не убивала.

– Так у кого, по-вашему, поднялась рука на Геннадия?

– Вы ведь понимаете, что точно я знать ничего не могу, что у меня могут быть только подозрения?

– Да, я все понимаю. Говорите.

Женщина понизила голос:

– Я думаю, она, Ариша, и убила.

– С какой стати?

– Только она подавала еду и напитки – кому, как не ей, было проще всего подлить яд моему супругу?

– А мотив-то какой у нее, по-вашему, был?

– Она была девушкой. Он совратил ее. Он испортил мои отношения с нею. Теперь она лишится хорошей работы, теплого места.

– С трудом верится, чтобы это могло стать мотивом для убийства.

– А Арина, насколько я узнала ее, особа странная, не вполне адекватная. Даже если б не ее связь с Геной, я бы ее все равно уволила. Вдобавок она по образованию фармацевт. Где-то у себя в Тмутаракани соответствующее учебное заведение окончила. Поэтому в ядах толк понимает.

– Хорошо, я вас услышал.

Я проводил Марину и пригласил на кухню Арину. Она села скромненько, на краешек стула. Глаза у нее были заплаканные. Эта посторонняя, не сильно образованная, провинциальная девушка и впрямь убивалась по покойному гораздо более сильно и искренно, чем жена или же брат.

Я ее с места в карьер огорошил:

– Расскажите, Арина, как вы подлили яд в стакан вашему любовнику.

– Это не я.

– То, что покойный был вашим любовником, вы не отрицаете?

– Чо уж тут отрицать, теперь все видят.

– А кто, по-вашему, отравил Геннадия?

И тут она молвила – совершенно спокойно и убежденно:

– Андрюшка.

– Андрей?! – поразился я. – Сын Марины? С какой стати?

– Слабый он до меня, – эпически начала девушка. – Много раз приступал. А он мне как до фонаря, если по-простому говорить. Гнала я его. А Андрюшка знал, что я с Геной замутила. Ревновал. Бесился. Вот и приговорил отчима-то. – Тут она вдруг спохватилась и заговорила быстро-быстро: – Но у меня против него никаких улик или, там, алибей нет! Это я гипотезу такую построила.

– А сама ты, значит, Геннадия не убивала?

– Нет! Не дура же я.

– Я тебя понял.

Я выпроводил Арину и пригласил к себе в кухню Андрея. Времени поразмыслить у меня особенно не было, но, подумал я, если допустить, что Геннадия ухайдокали домашние – сожительница, пасынок или любовница, – почему понадобилось делать это прилюдно? С нашим участием? Почему не замочить его келейно, втихую? Или расчет был перевести стрелки на кого-то из нас, гостей?

Я усадил молодого человека, сказал ему наконец вытащить наушники и спросил, он ли убил отчима.

– Ты че мне паришь, дядя?

Я не стал пенять на его лексикончик, лишь спросил:

– Арина говорит, что ты в нее влюблен, поэтому ревновал ее к отчиму. За это ты и убил Геннадия.

В ответ юнец разразился длиннейшей и гнуснейшей речью, пересыпанной грубыми ругательствами. Из нее, в кратком и цензурном изложении, следовало, что Арина страдает чрезмерной похотливостью, вследствие чего находится в невменяемом состоянии и потому воздвигает на него напраслину.

Мне захотелось промыть его рот хозяйственным мылом, но некогда было заниматься воспитательным процессом. Поэтому я только прервал его излияния и спросил:

– А кто тогда, по-твоему, отчима убил?

– Конечно, брательник его, Веня, – сказал тот без тени сомнений. – Ты че, сыщик, закон не знаешь: кому выгодно, тот и убил. Вениамин теперь все схарчит: и дом, и хату. А мы с маманей сосем.

– Иди уже отсюда, Цицерон, – поморщился я. Сделав оборот, колесо снова замкнулось на Вениамине. Я выпроводил юнца и попросил брата погибшего пройти в кухню. Но тот в ответ буркнул: «Не пойду я. С какой стати? Кто вы такой и кто вас уполномочивал? Самозванцы вы тут все какие-то».