Он приходит по пятницам

Приятели еще некоторое время побеседовали – больше трепались на отвлеченные темы. Запал их явно приугас, поскольку, что им делать дальше, было абсолютно неясно. И уже в конце их разговоров Константин неожиданно вернулся к варианту возможного участия Петуниной в расследуемом деле, причем на этот раз вполне серьезно:

– Конечно, исходить из того, что мотивом отравления Нины было желание устранить ее с места кладовщицы, было бы глупо, – заявил он. – Как мотив, это никуда не годится. Но, вообще-то говоря, эта Петунина идеально подходит на роль подозреваемой. Мы не знаем, зачем это могло бы ей понадобиться, но смотри: она, фактически, последняя, кто виделся с Ниной в четверг вечером, и у нее была прекрасная возможность подсыпать яд (а она о нем знала – сама говорит) в банку с кофе, когда хозяйка дважды выходила на несколько минут на улицу. Ты скажешь: если так, то зачем она мне об этом рассказала? Верно. Но ведь она могла опасаться, что о ее посещении расскажет Бильбасова – ну, вахтерша эта. А про то, что Нина выходила из склада, мог знать Нинин муж – ведь естественно, что та могла ему сказать: что ты так поздно – я уже дважды выходила тебя встречать

. Со стороны Петуниной было бы разумно, не оправдываться потом, когда об этом станет известно с чужих слов, а самой спокойно об этом рассказать. А что касается мотива, то не надо забывать, что Петунина с Ниной были довольно близкими приятельницами, и следовательно, у них могли быть какие-то общие дела, интересы, какие-то конфликты между ними. Ну… вот, просто в качестве примера… навскидку… Предположим, Нина втайне от мужа одолжила подружке крупную сумму денег: взяла, ничего не говоря, из семейной кассы и одолжила на краткий срок. Срок этот прошел, а Петунина денег не отдает – кормит обещаниями: завтра, завтра… – а отдавать, не отдает. Нина волнуется, злится, грозит скандалом, но тянет с этим – ей ведь и самой это не с руки. Однако скандал, в конечном итоге, неминуем. Вот Петунина и находит специфический выход из создавшейся ситуации – Нина умрет, и никто ничего не узнает, всё будет шито-крыто. Всё это, разумеется, мои выдумки, и Петунину я ни в чем не обвиняю. Однако присмотреться к ней, наверное, имеет смысл. Не стоит ее совсем со счетов сбрасывать.

Не забегая вперед и не пытаясь по существу оценивать Костины подозрения в отношении Петуниной, я хочу здесь высказать только одно соображение, на которое меня натолкнул этот эпизод. Наши соотечественники – и, вполне вероятно, граждане многих других стран, – очень не любят (в массе своей) попадать в положение свидетелей по какому-либо уголовному делу. Они скорей склонны заявить, что ничего не видели, не слышали и знать ни о чём не знают, чем обратятся в милицию с сообщением об увиденной ими взломанной двери газетного киоска или о чём-то подобном. Причин для этого, по-видимому, много, но не последней из них будет общее убеждение, что милиция с недоверием относится к такого рода сообщениям и что, дескать, очень просто из свидетелей попасть в положение подозреваемого. А потом и вовсе от них (то есть от милиционеров) не отбояришься. О том, что такое мнение нельзя считать совсем уж необоснованным и чистой выдумкой пугливых обывателей, говорит и этот – профигурировавший в Мишином рассказе – монолог его друга Холмса (в быту старшего лейтенанта милиции Коровина). Психологическая подкладка такого специфически милицейского отношения к свидетелям вполне очевидна. Если человек что-то важное знает (видел, слышал), то значит, он имеет некое – пусть только косвенное, но достаточно близкое – отношение к данному преступлению, и естественно, он в первую очередь привлекает к себе внимание расследующих оное. Если же учесть, что в большинстве случаев в поле зрения милиции не оказывается никого другого, кто бы имел столь же близкое отношение к этому криминальному случаю, то не удивительно, что всё внимание и сосредотачивается именно на этом свидетеле. Милиционеры хватаются в первую очередь за того, кто оказался близко к месту преступления. А за кого им еще хвататься?

Глава шестнадцатая. Ослепительная вспышка света