Он приходит по пятницам

Правда, нашему сыщику-любителю, впавшему в прострацию и уже не ожидавшему никаких новостей, удалось услышать в этих никчемных разговорах кое-что, ненадолго привлекшее его внимание. Слух, конечно, был самым вздорным и ерундовым и, если мог вызвать интерес, то лишь своей дикостью, вовсе не предполагаемой в их просвещенном кругу общения. Казалось бы, почти все участники этих лабораторных посиделок – люди с высшим образованием или, по крайней мере, окончившие среднюю школу. О каких дремучих суевериях в их среде может идти речь? А вот на тебе! Сама идея, распространившаяся по НИИКИЭМСу в этот понедельник с обычной для таких слухов скоростью лесного пожара, была Мише уже знакома: всем жертвам последних событий являлся, дескать, покойный электрик и тем самым предвещал будущее несчастье. В каком виде он являлся, рассказы умалчивали, но в том, что своим появлением его труп (призрак? дух? видение?) вызывал грядущую катастрофу, сомнений не было. Однако же слышать такое не от Кости, рассказывающего про бредовые прозрения малообразованной бабки, у которой на почве тяжких переживаний крыша поехала, а из уст вполне здравых современных молодых людей, было настолько неожиданно, что слух произвел на Мишу определенное впечатление. Наверное, он впервые в жизни обратил внимание на то, что далеко не все люди, с которыми он повседневно общался и которые, вроде бы, ничем существенным от него не отличались, мыслят так же, как и он сам. И, соответственно, воспринимают мир с тех позиций, которые он сам, особо над этим не задумываясь, считал незыблемой твердыней здравого смысла и не сомневался, что они свойственны всем «нормальным людям». Разумеется, никто из высказывавшихся за столом не признавался в том, что он разделяет столь экзотичный взгляд на недавние события. Высказывания сводились к тому, что люди говорят…

И даже произносилось это с некоторым скептическим оттенком: чего только

, дескать, ни услышишь; у каждого свое мнение, но можно ли этому доверять?

Однако же, если подобный слух дошел до Миши через множество передаточных инстанций, а не заглох сразу же после своего возникновения, то значит совокупное общественное мнение, несмотря на демонстрируемую скептичность, посчитало эту заведомую ахинею достаточно любопытной и пригодной для того, чтобы занять свое место в общем спектре мнений, выражаемых в отношении интересующих общество событий. Непонятно, откуда взялась эта облетевшая весь институт «гипотеза» происхождения недавних несчастий. Можно было подозревать, что она исходила от той же Анны Леонидовны, которой в ее положении стоило скорее посочувствовать, нежели укорять ее за высказываемые глупости. И хотя Костя говорил, что до пятницы нашу потерпевшую никто в больнице не навещал, не исключено, что кто-то из сотрудников НИИКИЭМСа виделся с ней за прошедшие субботу и воскресенье и, следовательно, мог стать распространителем такой – запавшей ей в душу – бредовой идеи. Ее имя однако вовсе не упоминалось в связи с циркулирующим по институту слухом, и никто не излагал его содержание в качестве неоспоримого свидетельства очевидной ненормальности вахтера, ставшей первоисточником жутких рассказов о бродячем трупе. Вовсе нет. Вахтер с ее рассказами сама по себе, а слух о мистических явлениях мертвеца, предвещающих всяческие несчастья, существовал как-то сам по себе, хотя и хорошо совпадал с ее россказнями. Так что можно предполагать независимое возникновение «гипотезы о многократных явлениях мертвеца разным, отмеченным роком людям» как в свихнувшемся сознании попавшей под раздачу

вахтерши, так и в «народном» сознании[24] всех тех, кто составлял в описываемое время коллектив НИИКИЭМСа. Понятно, что в тот понедельник, о котором идет речь, ничто из подобных вопросов нашего героя не волновало. Он лишь слегка удивился, какую ерунду могут обсуждать вполне здравые, казалось бы, ребята, и чуточку заинтересовался тем, исходит ли слух, в конечном итоге, от несчастной вахтерши – уж очень совпадал он с услышанным от Кости – но, в целом, он вовсе не придавал всем этим «мистическим» глупостям ни малейшего значения. Ничего нового он, в сущности, не узнал, а то, что услышал, никак не могло повлиять на его пессимистический настрой. Их расследование, так живо и интересно начинавшееся, зашло, как ему представлялось, в настоящее непроходимое болото и погрязло в болотной тине, выбраться из которой ему вряд ли было суждено до скончания веков. Не до размышлений об иррациональных глубинах современного народного сознания ему тогда было.