Он убил меня под Луанг-Прабангом

- Кого ты собираешься притащить?

- Сару.

- Уже началось?

- Что - началось?

- Сумасшествие. При чем здесь Сара?

- Она прилетела сегодня вечером с твоими коллегами женского пола. А завтра мы улетим домой. Сейчас я ее привезу.

- Ну хорошо, - сказал Файн, - только у меня туго с едой: какие-то орешки и пара банок консервов.

- Ничего. Сделай это красиво, и я привезу чего-нибудь.

- Ты решил помириться?

- Да, а что? - ответил Эд, зашнуровывая ботинки.

- Не передразнивай меня. Манера переспрашивать пришла ко мне от телевизионных дискуссий: когда я переспрашивал, у меня оставалось лишних десять секунд на обдумывание.

- Что ты мог обдумать за десять секунд?

- Чудак, - ответил Файн. - Глупый чудак, из секунд сложена история человечества. Пренебрежительное отношение к секундам - проявление примитивизма.

- Хитрый ты парень, а?

- Я умный, - ответил Файн и ушел к себе в номер.

- Слушай, - крикнул вдогонку Стюарт, - ты умеешь формулировать. Сформулируй раз и навсегда: что может дать семье счастье?

Файн вернулся, сел рядом с Эдом на краешек кровати и ответил:

- Я развелся с тремя женами, а от четвертой сбежал сюда. Могу тебе сказать точно: ни ты, ни я никогда не дадим счастье семье, потому что мы пускаем дым ноздрями, желая удивить мир. При этом мы хотим, чтобы жены нас понимали - во-первых, преклонялись перед нами - во-вторых, принимали все наши сумасшествия - в-третьих. А жене надо только одно: чтобы она со страхом высчитывала свои сроки и боялась только одного - не вовремя забеременеть. Тогда в семье будет счастье, потому что усталая женщина хочет спать, а не выяснять отношения.

- Ты скотина, Файн, - ответил Эд. - Ты злая, циничная скотина. Готовь стол, я через двадцать минут вернусь.

02.26

В баре по-прежнему гремела музыка. Сары за столиком не было. Эд увидел за тем столиком мадам Тань.

- Хэлло, Тань, - сказал он, - вы сегодня очаровательны. Где Билл?

- Мы договорились увидеться здесь, я немного опоздала, и его уже не было. А может быть, он еще не приходил.

Эд поманил кельнера.

- Да, сэр...

- Здесь сидела дама...

- Черная, с голубыми глазами?

- Да. Черная, с голубыми глазами. Это моя жена. Она ушла?

- Я не заметил, сэр. Сегодня что-то особенно шумно. Сожалею, я не заметил.

Кельнер видел, как эта голубоглазая, красивая дама ушла вместе с рыжим пилотом.

- Вы не знаете, где остановились журналистки?

- Сожалею, сэр, я не знаю, где остановились журналистки.

- Позвоните на аэродром и спросите от моего имени: вам ответят.

- Да, сэр...

Он отошел, и мадам Тань спросила:

- Вы сказали правду, что прилетела ваша жена?

Эд усмехнулся и молча покачал головой.

- Вы сегодня такой веселый.

- А вы - красивая.

Тань была красива необыкновенной, ломкой красотой полукровки: на смуглом лице сияли серые длинные французские глаза.

- Как мой мальчик? - спросил Эд.

- Билл прелесть.

- Вы его очень любите?

Тань удивленно посмотрела на Эда.

- Разве таких любят? - спросила она. - Таких жалеют.

- Это теперь называется "жалеть"? В таком случае пожалейте меня.

- Разве вас надо жалеть? Вы такой сильный человек...

- Вы обманываетесь, Тань.

- Нет. Просто вы не знаете про себя ничего. А ваши женщины не умеют понимать силу мужчин. Ваши женщины избалованы вами. Вы им дали равноправие, и это погубило их. И, конечно, вас.

- Это все философия, Тань. А правда заключается в том, что Билл моложе меня и сильней.

- Он маленький, слабый мальчик. Вы, европейцы, все понимаете не так, как надо. Вам кажется, что сила мужчины проявляется только в постели...

- Это неверно?

- Это слишком рационально, чтобы быть верным. Любовь - иррациональна, она должна быть отрешенной от плоти. Сила мужчины проявляется в том, как устало он говорит с женщиной, как он шутит, пьет чай, как он грустит, как он смущается случайной измены с другой...

- Вы действительно верите в то, что говорите?

- Зачем иначе говорить?

- Откуда у вас мои книжки, Тань?

- Я их взяла в библиотеке, когда узнала от Билла, что вы умеете писать.

- Вы тоже умеете писать.

- Видите, какой вы сильный, - сказала она, - вы не засмеялись надо мной, а добро пошутили. Вы умеете сочинять, а я - писать, это же разные вещи.

Подошел кельнер и, дождавшись, когда Тань кончила фразу, сказал:

- Вот номер телефона отеля, где остановились журналистки, сэр.

- Такой длинный номер?

- Я записал то, что мне продиктовали, сэр.

Эд поднялся.

- Я вынужден попрощаться с вами, Тань.

- Вы домой?

- Да.

- Подвезите меня.

- Пошли. Только я позвоню.

Он зашел в будку. В телефонных будках он всегда чувствовал себя приговоренным к смертной казни.

- Алло, - сказал он, услыхав сонный голос портье, - в котором номере остановилась миссис Стюарт? Соедините меня с ней.

Он слышал длинные гудки и думал: "Лежит и плачет, дуреха".

- Никто не отвечает, сэр.

- Сейчас ответят.

"Нельзя отказываться от прошлого, - продолжал думать он, - каким бы оно ни было. Даже если у нас с ней был час счастья, - а у нас были годы счастья, наши первые голодные годы, - я обязан расплатиться по векселю. Чего мне надо? Я выиграл по билетику из гардероба человека, который верно любит меня".

- В номере никого нет, сэр.