Он зло

– Да. Мы проживаем втроем. Квартира небольшая, но всем места хватает. Отец был бы против, узнав, что мы тут. – Речь Юрия была четкой, оформленной.

– Что же так встревожило вашу мать, что вы в тайне от отца оказались в моем кабинете? – доброжелательно поинтересовалась Настасья. Перед ней был явно не глупый человек, он оценивал все: движения, обстановку, ее саму.

– Я ушел с работы и посвятил свое время любимому делу. Понимаете, есть люди, которые не готовы выходить за рамки обыденности, все непонятное и нелогичное пугает их. А то, чего люди бояться, привычнее называть ненормальным.

– Кем вы работали, Юрий?

– Я шесть лет посвятил себя лингвистике. Был профессором в местном университете. Не то чтобы я не любил свою работу, но я ее перерос. Мне нужно двигаться дальше. Было бы замечательно, если бы вы сказали матери, что смена деятельности не грозит психическому здоровью. – Юрий впервые улыбнулся. Его синие глаза настораживали Настасью, было в них что-то необычное, непривычное… что-то напоминающее пелену или туман.

– Куда же вы решили пойти, что за новый путь?

– Я изучаю легенды. Думаю, этого достаточно, для человека науки, вы ведь скептик, полагаю я. – Поддавшись вперед, произнес Юрий. В его глазах играло любопытство. Возможно, он ожидал, что такой ответ обидит Настасью, а может он как паук вил свои сети, для своей грандиозной игры.

– Скептик, слово громкое. Могли бы вы объяснить, в чем именно вам кажется я скептик? В вашем желании изучать легенды, как лингвиста, я не вижу ничего скептического. Я бы даже сказала это логично.

– Вы приятный человек, Настасья Викторовна. Знаете, я сомневался, даже отказывался к вам идти. Но, вы меня не разочаровали. Умная, интересная женщина. Скажите, вы ведь знаете латынь? Все, кто окончил медицинский, знают латынь.

– Спасибо за приятную оценку, Юрий Анатольевич. Да, но думаю мои познания латинского языка, не так высоки, как ваши.

– Интересно, не правда ли, что врачи изучают язык мертвых? Вы не задумывались, что это не только потому, что большинство названий человеческого тела, органов, мышц происходит от этого древнего языка. Представите, на минуту, что это дает вам больше возможностей… Quando omni flunkus moritati. Не так ли? – «Когда ничто другое не помогает, притворись мертвым», Настасья прекрасно понимала латынь, это был ее любимый язык после русского. Но зачем он ей это сказал? Неужели даже пациенты видели ее насквозь, видели, что жизнь для нее печальный эшафот к долгожданному освобождению. Нет, она не должна ему показать, что он тронул ее душу своими словами. Но руки предательски дернулись и ручка, которой Настасья делала пометки в блокноте выпала, прокатившись по столу, с грохотом упала на пол. Стук в дверь.

– Настасья Викторовна, время окончено. Вас ждет следующий пациент. – Произнесла Мариночка, вошедшая в кабинет, на ее лице было удивление от растерянного вида Настасьи.

– Да, да. Простите, – наклонившись и подняв ручку, тараторила Настасья. Юрий Анатольевич встал с кушетки и вплотную подошел к женщине.

– До встречи, Настасья Викторовна. Вы замечательный специалист, в пятницу ждите меня в это же время.

– До свидания… – прошептала Настасья после того, как дверь захлопнулась и она осталась в кабинете в полном одиночестве. Впервые за свою практику она ощущала себя потерянной, не владеющей ситуацией. Мать Юрия так и не вошла после сеанса. Зато Елена Константиновна, истеричная, эмоциональная, подвержена паническим атакам без стука залетела в кабинет, громко и быстро рассказывая, что произошло с ней на прошлой неделе.

Вечером на небе собрались тучи. Когда Настасья вышла с работы, небо нависало над городом в молчаливой угрозе. Люди спешно покидали свои рабочие места, на улице было оживленно. Смешавшись с потоком толпы, Настасья двинулась в сторону автобусной остановки. Места под навесом не осталось, и она скромно встала неподалеку, ожидая сто четвёртого автобуса. Последние пять лет она не спешила возвращаться в квартиру, от этого часто пропускала автобус, набитый людьми. Комфорт и спокойствие стали важным элементом ее жизни. Внимание Настасьи привлекла молодая женщина, она нежно поглаживала мальчика лет шести по голове, пока тот без умолку рассказывал матери о том, как они в садике лепили из пластилина Чебурашек. Неужели и ее Миша мог бы рассказывать о таких пустяках, стоять рядом, держать за руку. Какой бы она была ему матерью? Четыре года мучений и боли, вот что успел узнать ее сын о жизни.

Автобус подъехал скрепя тормозами, люди ринулись в сторону дверей, пихаясь, не пропуская друг друга. Гром в небе и яркая вспышка над зданиями. Дождь крупными каплями сорвался вниз. Люди, словно от огня еще агрессивнее стали пихать друг друга, их возмущенные голоса срывались на крик. Мужчина в черном строгом костюме подтолкнул Настасью в спину:

– Вы вообще собираетесь ехать? – прорычал он над ухом.

– Успокойтесь, все поместимся. – Ответила Настасья.