Она исчезла

Лицо убийцы выглядело совсем незнакомым, но глаза его Римма где-то видела. Или ей так показалось. А может, глаза всех негодяев и убийц, даже тех, что мелькают по телевизору, похожи.

Но Мишка рядом с ней тоже оказался не лыком шит. Или он внутренне был готов к покушению. Сильной рукой он повалил Римму наземь и бросился на нее сверху, прикрывая своим телом. А в его правой руке тоже откуда-то возник пистолет.

Раздались выстрелы. Пять или шесть со стороны нападавшего. И столько же — от Мишки. Но, странно, звук выстрела от нападавшего доносился сильнее, чем Мишкин, хотя пистолет товарища бил совсем рядом.

А потом хлопнула дверца, движок авто взревел, взвизгнули покрышки, и «Ауди» умчалась. Римкин спутник встал и протянул ей руку, помогая подняться.

— Пошли, — сказал он, — он уехал.

— Что это было?

— Не знаю, но догадки есть. Я тебе позже расскажу. Пойдем скорее, сейчас менты примчатся.

— Ты ранен?

— Да чепуха, царапина.

Быстрым ходом они добрались до ближайшего укромного места. Когда-то там, видимо, был детский садик, но сейчас территория оказалась заброшена и заросла настоящим лесом.

Здание окружала решетчатая ограда — однако в любом заборе в России всегда найдется заботливо проделанная дыра.

Миша отыскал ее и завел девушку на территорию заброшки. Его рукав набухал кровью.

— Тебе в больницу надо.

— К черту больницу! Ты разве не знаешь: они обязаны докладывать о любом огнестреле. А это нам совсем не нужно.

— Нам? При чем здесь я, скажи?

— Боюсь, раз он выследил нас единожды, сможет найти снова. И у него теперь появилась цель: замочить нас обоих.

— Во что ты меня втравил?!

— Я тебе расскажу. Чуть позже, когда мы окажемся в более спокойной обстановке. А сейчас давай — ты Москву гораздо лучше знаешь — придумай нам укрытие, где он нас не найдет. Что-то не связанное с работой или твоими близкими.

Слова и тон Мишки звучали настолько серьезно, что Римма немедленно стала вслух соображать:

— Паша Синичкин? Мой босс? Нет, он вычисляется на раз. — Потом она спохватилась: — Давай я тебя перевяжу.

— Давай, а то я всю одежу кровью залью.

На рукаве куртке оказалась дыра, на рубашке тоже.

Тело Мишки молочно белело в темноте, на плече выделялся кровавый след. Кобуру скрытого ношения с пистолетом он бросил в траву.

— Зачем ты взял с собой оружие?

— Я же сказал: объясню все позже.

— По-моему, пуля навылет прошла, по касательной, и кость не задета. Счастливчик.

Римма разорвала Мишкину рубаху, наделала из нее жгутов и бинтов, перевязала.

— Теперь совсем другое дело. Красавчик! И я придумала, куда мы поедем.

— У тебя мобильник с собой? Один, два?

— Оба.

— Выключай давай. И батарейки вытащи. Только сначала тебе ведь надо своему контакту позвонить? Тому, куда мы сейчас поедем?

— Надо, — кивнула Римма.

— Вот и давай звони, да лучше с мобилы, которая не на тебя зарегистрирована. Никогда не поверю, что у тебя такой нет.

— Есть, — подтвердила она, достала из сумочки «левый» телефон и набрала номер Пана.

— Спишь, мой маленький? — пропела. — Слушай, есть дело, важное. Я к тебе загляну через полчасика. Буду не одна, но не ревнуй, ты все равно мой единственный.

— Любовник? — понимающе спросил Михаил, когда она нажала отбой.

— Типа того.

— Выключай мобилы.

— Один надо оставить, а то как же мы с моим красавчиком встретимся.

— Скажи мне, куда ехать — только правильно, как москвич таксисту скажет, не как приезжий.

— Красные Ворота, Садово-Черногрязская, шестнадцать.

Они выключили телефоны и вытащили батарейки. Потом вылезли из заброшенного сада, и когда по тихой улице Ферсмана проехала первая же машина, Михаил поднял руку. Автомобилем оказалась раздолбанная «Киа» горчичного цвета. Водитель открыл оконце и вопросительно мотнул головой.

— Три штуки даю: Красные Ворота, Садово-Черногрязская, шестнадцать.

— Садитесь, — меланхолично указал им на заднее сиденье шофер.

Когда они проезжали место, где в них стреляли, там уже сияли «люстры» полицейских машин. Люди в костюмах осматривали проезжую часть и траву возле тротуара, примятую телами Риммы и Мишки.

— Ой, а что случилось? — с деланым интересом спросила шофера девушка.

Георгий Степанович, примерно те же дни.

Санкт-Петербург

Георгий Степанович любил свою квартиру. После всех жизненных перипетий он наконец остался в ней один. И обустроил ее так, как нравилось ему — а не какой-нибудь непонятной женщине, кем бы она ни называлась и кем бы себя ни считала: женой, возлюбленной или просто сожительницей.

В сталинском доме, на последнем, седьмом этаже, с роскошным видом на парк Победы и Московский проспект. Пусть шумно — в восемь рядов в обе стороны днем и ночью катятся автомобили, плюс трамваи, город никогда не спит, — он поставил прекрасные стеклопакеты и кондей. Зато городская движуха разгоняла кровь, заставляла сердце чаще биться. И всегда можно девушку пригласить полюбоваться прекрасным видом — а главное, не обмануть.