Она развалилась

В том же номере были статьи, рассматривающие готовность армии совершить новый переворот. "Что мешает армии еще раз отказаться что-либо делать, если будет проводиться "работа над ошибками" 19 августа? А что мешает ее среднему звену проследить, чтобы на этот раз всё было сделано профессионально?", – писали Владимир Губарев и нынешний директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин ("Армия после путча или накануне?", МН, 13.10.1991). Одновременно в другом материале предупреждали о возможности балканизации России и повторения сценария Югославии, переживавшей в этот момент острую фазу распада – имелось в виду образование блока военных и бывших коммунистов и начало вооруженной борьбы за сохранение единого государства ("Югославский синдром. Возможен ли он в Советской Армии?" МН, 13.10.1991).

Дальше "Московские новости" также продолжили рассматривать различные сценарии будущего, посвящая им отдельные номера. В частности, номер от 20 октября был посвящен рассмотрению темы выхода России из состава СССР. Характерно, что в данном номере также писалось о различных апокалиптических слухах. В частности, колонка заместителя главного редактора "Московских новостей" Степана Киселева "…из пены на губах ангела" начиналась со следующего пассажа: "Из источника, заслуживающего абсолютного доверия, стало известно, что на прошлой неделе в кулуарах Российского правительства обсуждался вопрос о возможности обмена ядерными ударами между независимой Украиной и РСФСР". Что бы ни стояло фактически за этой информацией, это показывает круг возможных тем для обсуждения в газетах в эти месяцы.

Одновременно, впрочем, в колонке Александра Кабакова "Солдатик, спаси!", опубликованной в том же номере газеты формулировалась позиция, которая до того казалась абсолютно неприемлемой на страницах "демократического" издания. Писатель говорил о необходимости армии вмешаться в гражданские конфликты на территории бывшего СССР и обоснованности поддержки такого решения со стороны Москвы. "Я помню, как мы – десятка полтора литераторов – позапрошлой зимой собирались на Чистопрудном бульваре демонстрировать у Иранского посольства против охоты на Салмана Рушди (…) Что-то не видно сегодня демонстраций на московской улице Палиашвили у грузинского представительства. Что-то не слыхал я о широких протестах относительно демонстрации и убийств в Карабахе (…) Боимся. Неловко как-то. Демократические россияне – стесняемся, что заподозрят в великодержавности, обзовут осколками империи, заклеймят", – писал Александр Кабаков. Там же он пишет о том, что ему стыдно как за то, что советские солдаты входили в Будапешт и Прагу, так и за то, что "теперь регулярные войска сидят в казармах, когда рядом неизвестно кем вооруженные люди убивают безоружных" (МН, 20.10.1991). Таким образом, роль военных на фоне обострения обстановки на постсоветском пространстве начала медленно пересматриваться – в том числе и теми общественными силами, кто прежде скорее страшился армии. Косвенно это также было связано с осознанием изменения роли России, а значит, и таких атрибутов государства, каким является армия.

Впрочем, выход России из СССР, обсуждавшийся в номере, прежде всего интересовал авторов как возможность проведения радикальных реформ. Об этом, например, писал Владимир Гуревич в статье "Россия выходит из себя". Одновременно в газете осторожно поднимался вопрос о необходимости урегулирования отношений с автономиями. Репортаж "Ахиллесова пята России" о происходящем на Северном Кавказе, где Джохар Дудаев уже стал президентом Чечни, при этом был наполнен отчетливо паническими нотками: "Сегодня практически в любой точке вдоль почти тысячеверстной линии от юга Дагестана до Владикавказа может начаться беда российского масштаба, – писал автор материала Сергей Минеев, – и противостоять ей можно только действиями такого же масштаба, не пытаясь предотвратить огромный пожар стаканом воды".

Выход России из состава СССР представлялся по материалам этого номера, а также другим предыдущим материалам еженедельника скорее неизбежным шагом, дающим многие преимущества в сфере экономической политики (которая на тот момент занимала, по-видимому, приоритетное место в общественном сознании). Различные же вопросы государственно-политического и исторического характера, в том числе связанные с отношениями между бывшими республиками, хотя и обозначались, но в ряде случаев не осознавались как острые. Скорее именно в оформлении российской государственности, взгляде на РСФСР как на историческую Россию виделись пути к решению многих проблем (в том числе и вызывавших откровенную тревогу, подобных ситуации на Северном Кавказе – решительные меры, о которых мечтал автор материала, могло подразумеваемо принять только российское государство).