Она развалилась

В 1994 году, когда я заканчивала школу, видеосалоны уже почти ушли, у всех появились видики. Стали плодиться видеопрокаты, где можно было найти любое кино. У отчима был подобный прокат, где я и подрабатывала. Главной обязанностью стала запись фильмов – ставишь одну мастер-кассету с хорошим качеством картинки и одновременно через десять видеомагнитофонов копируешь. Так я впервые стала участвовать в создании кино.

Затем у отчима появилась точка на "Горбушке". Тогда фильмами и музыкой торговали уже не в парке рядом с домом культуры, а в торговом центре. Отчим продавал так называемую лицензированную эротику, но это была настоящая порнуха. Основная продукция – мастер-кассеты, за ними каждую неделю приезжали из регионов. У меня появились деньги, и здесь же, на "Горбушке", я закупала кучу арт-хауса. Отечественное кино, где главенствующими стали развесистая клюква, клубничка про валютных проституток и детдомовская чернуха, было мне неинтересно.

Контркультура

В то время я жила в центре города – на Остоженке появились два сквота[76], официально это были съемочные павильоны. Здесь должен был снять новый шедевр Артур Аристакисян, режиссер нашумевшего документального фильма "Ладони" про молдавских проходимцев и бомжей. В одном здании жили совсем уже немодные хиппи, в другом тусовались диджеи – всё это продолжалось до нулевых. Здесь мне в голову и пришла идея клипа для Вики Цыгановой, мы просто сидели и бредили. Я тогда сотрудничала с командой Федора Бондарчука, которая строгала клипы.

Параллельно общалась с участниками движения "За анонимное и бесплатное искусство". Сокращенно "зАиБИ" – они намеренно всё делали анонимно, а такое название даже в передачах запихивали. Активисты выступали против авторских прав и коммерциализации. С 1994 года они выходили на улицу с абсурдными плакатами типа "Небо – птицам, землю – гадам".

Печатали сотни флаеров с надписью "[хреновое] революционно, а остальное буржуи купят". Раздавали незнакомцам, которые казались интересными, – обычная такая практика сетевого маркетинга, ведь нужно же расширять круг адептов. Занимались краеведением, когда организовывали прогулки по промзонам, заброшкам и оставленным армией военным базам. Тех, кто добирался туда, ждал панк-концерт от "Лисичкиного хлеба" – например, на закрытой тогда станции метро "Воробьевы горы" или на крыше высотки в Чертаново.

Телевидение

В 1998 году знакомый по "зАиБИ" Сергей Лобан соврал знакомому, что имеет телевизорный опыт, хотя по образованию был лишь электромехаником. Так мы попали на ОРТ, сейчас это "Первый канал". Первоначально идея "До 16 и старше"[77] была такой – вот ведущий произносит игривый текст, затем идет сюжет про спорт, воздушные шары, студенческие инициативы. Но для нас интереса в этом не было, вот зачем мы будем мило и весело рассказывать, как живет молодежь?

Когда Лобан купил камеру, то стало ненужным выписывать и ждать операторскую бригаду. У нас появилась возможность всё снимать самим. Первые передачи были про сквоты, арт-группу "Слепые" и общество по изучению идей чучхе, в котором мы сами состояли. Фактически это была игра – понять, насколько, адаптировав картинку, можно пропагандировать. Эпизоды из нашей жизни становились сюжетами. Далеко ходить не пытались – времени было мало, нужно было всё время снимать и монтировать. Так делали многие: например, позднее Андрей Лошак и НТВ пробили выезд в КНДР. С одной стороны, мы выступили как съемочная группа, с другой – как герои передачи, которые отправились в почитаемую страну.

Мое знакомство с Северной Кореей началось в день смерти Ким Ир Сена. "Слепые" записывали с экрана сюжеты из КНДР, где все рыдали навзрыд. Корейцы фанатично верят, мыслят по-другому и счастливы – это безумно завораживало. КНДР – новая антиутопия, голод, обман, но и реальная альтернатива распротивнейшему капитализму, который нас окружал. Это было алчное время, а в нас осталась ностальгия по детству, где октябрята чтили героев. Миф о святых людях, готовых жертвовать всем во имя идеи, остался с нами – и мы нашли его в чучхе.

Цензура

В левацкой среде утверждалось, что телевидение не может быть революционным, а революцию не покажут по телевизору. Когда закрутилась вся история на ОРТ, то самое интересное заключалось в исследовании границ. Мне было интересно, правда ли есть цензура, – оказалось, что никто, во-первых, ничего не понимает, во-вторых, всем плевать, а значит, можно спокойно позвать проводящего эвтаназию медбрата или комсомольца Андрея Соколова, который взорвал памятник царю. Но это цветочки – взять, к примеру, Владимира Епифанцева, который гнал откровенный трэш в эфир. Вот мы заявляли редактору тему про мусор, а в эфир шли радикальные экологи, лидер "Звуков Му" Петр Мамонов про мусор в голове и акционист Дмитрий Пименов, который взял на себя взрыв на Манежке[78].