Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности

Он его так и не получил. Когда Гальтон в возрасте 18 лет отправился в Кембридж, отец полностью обустроил его тамошнее жилье, предоставив все, что нужно молодому джентльмену в университете, – от серебряных чайных ложек до регулярно пополняемых запасов вина. Над камином Фрэнсис повесил перекрещенные шпаги и пистолеты. В маленькой комнате рядом со спальней жили трое его слуг. Обустроившись, Гальтон приступил к изучению математики, мечтая сдать экзамен на степень бакалавра с отличием. Чтобы лучше сосредоточиваться, он купил замысловатое устройство «Побудитель смекалки», из которого на голову капала вода; слуга должен был пополнять его каждые 15 минут. Кроме того, он нанял репетитора, имевшего репутацию блестящего преподавателя математики.

Несмотря на все затраты и обеты, Гальтон получил на экзамене после первого курса только третью степень, некий эквивалент оценки «удовлетворительно» для джентльменов. Желая повысить результат, Фрэнсис нанял еще лучшего учителя по математике, который сопровождал его с четырьмя однокурсниками на «встречу для совместного чтения» в Озерном краю. Но когда пришло время первого экзамена – «Литтл Гоу»[648]

 – по избранному предмету, Гальтон сдал его только на вторую степень.

В письме отцу Гальтон хвастливо объяснял свою оценку тем, что «приступил к Литтл Гоу, не выучив и половины необходимого, но вышел сухим из воды». По правде говоря, он был разочарован – ведь его друзья, которые учились у тех же преподавателей, бывали на тех же встречах для совместного чтения, получили высшую степень. Один из учителей Гальтона убеждал его отказаться от детских надежд – тому следовало бы просто закончить Кембридж и получить диплом без отличия, как поступало большинство студентов.

Гальтон не соглашался. Диплом без отличия годился разве что для посредственностей. Вместо этого он нанял нового математика и отправился в Шотландию на еще одну встречу для совместного чтения. Умственное и эмоциональное перенапряжение от такого обучения привело к нервному срыву. Позже Фрэнсис писал: «Было ощущение, что в моей голове вращаются мельничные жернова»[649]

. Вспоминая кризис, который пережил осенью 1842 г., Гальтон пришел к выводу, что слишком нагрузил свой мозг. «Как будто я пытался заставить паровой двигатель выполнять работу бóльшую, чем та, для которой он был сконструирован».

Гальтон еще несколько месяцев сохранял хорошую мину при плохой игре. У одного из своих преподавателей он вытребовал документ, позволивший ему отложить на год выпускной экзамен. Он отвлекал себя от приступов учащенного сердцебиения и головокружения вечеринками с возлияниями, а также поэзией и хоккеем на траве. Но все это было лишь прикрытием, которое рухнуло, когда внезапно умер его отец. Гальтон покинул Кембридж с дипломом без отличия и унаследованным отцовским состоянием. Он оказался посредственностью – зато неслыханно богатой.

Неудача Гальтона в Кембридже навсегда оставила в нем чувство неуверенности в собственном научном статусе и стремление блаженствовать в лучах чужой гениальности. Позже он с благодарностью вспоминал годы обучения в Кембридже, где проводил время «с величайшими умами того времени»[650]

.

Их высокий интеллект, возможно, как раз и явился причиной гальтоновской одержимости темой наследственности[651]. Он был поражен «многими очевидными проявлениями наследственности у кембриджских студентов, учившихся в университете в мое время». Студенты, которые получали в Кембридже дипломы с высшей степенью отличия, встречались крайне редко, и при этом у них, как правило, был отец, брат или какой-то другой родственник мужского пола, который также оказывался отмечен высшим отличием. Гальтон не считал это совпадением. В последующие годы его допущение переросло в горячую убежденность. В уже упоминавшейся книге «Наследственность таланта», вышедшей в1869 г., об интеллекте он писал, что эти «природные способности человека являются у него путем унаследования при таких же точно ограничениях, как и внешняя форма и физические признаки во всем органическом мире[652]

»[653].

По мнению Гальтона, интеллект, как и рост, имел настолько глубокие биологические корни, что его можно было унаследовать. Чтобы убедить в этом своих читателей, ему нужен был способ измерить интеллект у родственников. Однако в 1860-х гг. никто не знал такого способа. С целью оценивания интеллекта с хотя бы очень грубым приближением Гальтон раздобыл отметки 73 мальчиков, которые прошли вступительное испытание в Королевскую военную академию в Сандхерсте.