Лиза сидела на балконе, укутавшись в уютный бежевый плед с крупной вязкой. Рядом на кофейном столике дымился ромашковый чай и стояла открытая крошечная баночка меда, подарок от Лии, который Лиза привезла с собой.
Она не могла спать, несмотря на то, что это было раннее утро и они с Тео почти не спали всю ночь, разговаривая, а после предаваясь любви под убаюкивающие звуки моря. Она смотрела на аквамариновые волны, гладкие, вытягивающиеся к берегу, слегка пенящиеся, когда они дотрагивались до песка соломенного цвета.
Слева, расположившись посредине изъетого соленой водой зеленого островка, располагался осанистый маяк. Словно путеводная звезда для потерявших надежду, заблудившихся кораблей, он служил им сигналом верного выхода, окончания метаний и сомнений, прибытия к долгожданным берегам.
Лиза всегда мечтала увидеть маяк. Она смотрела фильмы, читала книги о них, и ей они казались чем-то вымышленным. Теперь же она любовалась одним из них в реальной жизни, плененная его магическим величием. Он крепко стоял напротив всего мира, не обращая внимания на тщетно бьющиеся о его подножие волны и горделиво заявляя: я не страшусь одиночества, я в нем нашел свободу, силу и свое предназначение.
Лиза увидела, как вдалеке вдоль берега шел мужчина. Она не могла разглядеть его и даже рассмотреть, обут ли был он или шел по скалистой, сырой и холодной поверхности босиком. Вряд ли он был туристом, так как время было очень раннее, скорее всего это был рыбак. Лиза еще не успела пройтись по окрестностям, но Тео сказал, что раньше это место было рыбацкой деревней, а теперь все больше и больше туристов приезжали сюда, отдавая дань красоте местной природы. Плачущие крики чаек периодически разрезали воздух и эхом разносились по побережью. Ей не терпелось увидеть дом, где жила его бабушка Габриель и где Тео провел свое детство. Она думала, что таким образом сможет прикоснуться к чему-то особенному, к тому, что скрыто от посторонних глаз окружения Тео. И если его существо состоит из личной истории, то это была ее часть, доступная только избранным.
Лиза положила на колени листы бумаги и стала рисовать. Она взяла с собой цветные карандаши, но пока не воспользовалась ими, выводя лишь темно-серые линии. Она делала эскиз комплекта нижнего белья, вдохновленная временем, проведенным с Тео.
Ей хотелось, чтобы ее творения были не пошлые и не вульгарные, а полные достоинства и чистоты. Она представляла их хозяйку женщиной свободного духа, но при этом уважающую мужчин. Она виделась ей самостоятельной, морально сильной, как пантера, но при этом нежной и податливой, как домашняя кошка. Она выбирала для своих воображаемых моделей только классические и пастельные тона. К ее удивлению, иногда она ловила себя на мысли, что ее внутренним критиком не являлась она сама. Модели, которые вырисовывались в ее голове, одобряла Лия.
Лиза рассказала о своем увлечении Тео, на что он отреагировал с удивлением и восхищением. Она показалась ему еще более особенной и желанной женщиной. Ему нравился ее стиль, очень простой, но при этом элегантный и благородный. Он пообещал ей помочь организовать презентацию ее коллекции белья в Англии и познакомить с нужными людьми, чтобы о ней заговорили. Она вспомнила, как она подошла к решающей черте, и, чтобы переступить ее, требовался всего лишь одобряющий взгляд, и она получила его от Тео. Она впервые почувствовала гордость за себя и свою идею. Она осознала, насколько прежде боялась рассказывать кому-то о своих мечтах, боялась, что ее раскритикуют, начнут отговаривать и убеждать в утопичности ее выдумок. В худшем случае – посмеются. Наверное, Лия была права, когда рассказывала, что в Англии можно найти себя. Лиза сказала бы иначе – не найти, а вернуться к себе и больше не бояться быть самой собой.
Она думала, что все люди изначально знают, чем хотят заниматься и что их зажигает. Просто не всем повезло с тем, насколько сильно этот огонь будет раздут или, наоборот, его потушат, растопчут до углей, которые можно снова раздуть, чтобы возобновить огонь, но для этого нужна сила, желание и упорство, иначе они окончательно погаснут.
Она настолько увлеклась рисованием, как не заметила, что делала это на протяжении больше двух часов. Она не заметила, как сонный Тео стоял позади и любовался этим безмолвным и очаровательным процессом. Он смотрел на ее худенькие, с ухоженными пальцами, ноги, выглядывающие из-под громоздкого пледа, на ее оголенные хрупкие плечи, на длинные, блестящие волосы. Он подумал, что если бы он мог рисовать, то эта картина непременно вышла бы из-под его рук. И он назвал бы ее «Очарование женственностью». Он подумал, что для него подобное восприятие женщины крайне важно, он мог даже сказать, что жизненно-необходимо.