Когда Тео ушел, она внезапно поняла, что, думая о своем проступке, она совершенно забыла поинтересоваться, как у него прошел разговор с отцом. Тео выглядел после него собрано и решительно, как если бы был готовым ринуться в бой. Она продолжала стоять у окна. Погода хмурилась, и небо постепенно затягивали заспанные неповоротливые тучи.
Лиза решила снова подойти к двери Лии и на этот раз постучаться, дав знать, что она вернулась, и предложить свою помощь. Хотя она не знала, насколько это было бы вежливо и уместно по английским меркам – врываться в личное пространство подруги.
Она все же тихо постучала в дверь.
– Войдите, – послышался слабый голос Лии.
Лия сидела на полу, облокотившись на кровать. Ее голубые глаза потускнели, а нежная кожа покраснела и опухла. Она громко, надрывно откашлялась и протянула руки к Лизе.
Женщины обнялись. Окно громко хлопнуло, в комнате внезапно потемнело, и дождь обрушился с неимоверной силой, грохоча бесконечным потоком воды.
– Моя мама оказалась на улице, Лиза, – снова заплакала Лия. – Я узнала об этом сегодня от сестры. Ее обманным путем лишили квартиры, а на свою пенсию она не просуществовала бы и неделю. Она сначала жила в приюте, а после стала побираться на улице. Ее увидели наши знакомые. Ей всего пятьдесят шесть лет и наверняка она все еще необыкновенная красавица. Что же с ней стало!
Лия закрыла лицо руками, как будто ей было стыдно это говорить и что это она жила на улице. Она помотала головой.
– Но почему я все это время жила только своей гордыней, – сокрушалась она, задавая этот вопрос, словно будто это была молитва-прошение. – Как это глупо и по-детски, Лиза. Как же это уничтожает. Она почти не приходила ко мне во сне, но когда это случалось, выглядела беспомощно. Она всегда была такой. А я не протягивала ей руки, как я это только что сделала тебе, мне казалось раньше, что у меня и нет вовсе этих рук, чтобы их протянуть ей, что она их отрубила мне тридцать лет назад. Я была слишком скупа на любовь и зациклена на чувстве несправедливости. Время пролетело так быстро, а у меня ощущение, что я только вчера уехала в Москву, полная ненависти, горечи и обиды.
Посмотри вокруг, Лиза, на все, что я имею, – вот настолько сильными были эти чувства. На них я существовала все это время, как наркоман на необходимой дозе. Я выстроила свою жизнь самым лучшим образом, потому что другого выбора у меня не было. Я мстила и хотела доказать, что все определения, которые мне были даны в детстве, не имеют со мной ничего общего.
Как только я замедляла шаг и у меня возникало желание обернуться, они настигали меня и затягивали в свое логово, где медленно и равнодушно хотели испить все мои жизненные соки. И я вырывалась, как могла, и снова бежала вперед. Временами без остановки, пока не лишалась сил и не падала от усталости, давая себе скудный перерыв на восстановление.
Я лишила себя прошлого, я запретила себе о нем думать, я вырвала его с кровью и мясом из своей жизни и придумала себе идеальное настоящее и будущее. И ты знаешь, они такими и стали. Я обезопасила себя на века – выбрала страну для проживания и старения, где нельзя кричать на детей, а за побои можно попасть в тюрьму. Где можно подать жалобу на мужа, что он не занимается с тобой любовью, игнорирует тебя или ведет асоциальный образ жизни.
Лиза придвинулась ближе к подруге и протянула ей салфетки. Она сопереживала ей, и искренние слова, постепенно увлажняющие комнату, резонировали с ее собственными чувствами. Лиза не относилась так радикально к своему детству, хотя и не могла нащупать в нем ничего вдохновляющего. Оно было для нее скорее чем-то официальным, формальностью, через которую вынужден пройти каждый человек.
– Артур научил меня любить, – сказала Лия, всхлипывая. – Он знает, что я терпеть не могу рассказывать о своем прошлом, и он никогда меня не допрашивал. Представляешь? За все года нашего совместного проживания нам было о чем поговорить, кроме этого. А говорили мы, между прочем, очень много. Мы рассуждали о смысле жизни, о любви, о будущем Сашеньки. Он иногда рассказывал мне о своем детстве, о том, какая была Англия много лет назад. Временами он заговаривал о своем прошлом браке, о том, как ему не хотелось детей с бывшей женой. И это всегда было уместно и не надрывно, не окрашено в черные тона и словно между прочим.
Я всегда спрашивала, все ли хорошо у него на работе, и он делился со мной радостями и горестями своего бизнеса. И зная, что я не хочу говорить о своей маме, он никогда, ни разу не затрагивал эту тему. Он каждый раз восхищался моими новыми кулинарными открытиями, и именно он сказал, что я потрясающий повар и обязательно должна этим делиться с другими людьми. Он делал это, видя, как окрыляет меня мое увлечение и далеко даже не на второй и не на десятый план ушел мой модельный бизнес.