Они хотят быть как мы

Внутри что-то щекочет, как будто я выпила слишком много сельтерской, но мне и в самом деле необходимо выбросить из головы Грэма и Шайлу.

– Конечно.

Генри хватает меня за руку, и мы поднимаемся по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Когда он открывает дверь своей спальни, становится ясно, что у него имеются планы на вечер. Из динамиков льется тихая музыка, и рождественские огоньки мерцают над идеально застеленной кроватью и отплясывают на стенах, где в рамках под стеклом развешаны коллажи из первых полос газет, вышедших в день его рождения. Даже свеча горит на подоконнике, рядом с фотографией, где он пожимает руку Андерсону Куперу. Все это так… мило.

– Дурень, – говорю я, скрывая свое удовольствие от того, что он сделал все это для меня.

Щеки Генри слегка краснеют.

– Иди сюда.

Его руки сильные и широкие, но спокойнее, чем следовало бы. Он не всегда был таким – во всяком случае, изменился с тех пор, как у нас началась близость. Мы оба позволяли себе интрижки с Игроками из других классов. Но ни один из нас раньше не состоял в настоящих отношениях. У нас никогда не было возможности учиться искусству любви или задавать вопросы так, чтобы чувствовать себя в безопасности и не бояться осуждения. Поэтому, когда у нас случался секс, каждый раз это становилось новым приключением, новой чертой, которую мы переступали.

Как-то ночью, провозившись с застежкой моего лифчика во время прелюдии под звездами на палубе его лодки «Олли Голаки», Генри объявил, что хочет набраться опыта.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – прошептал он таким голосом, что мои внутренности превратились в желе. – Покажи мне. – Он горячо задышал мне в шею.

И я показала, направляя его руку к той точке, которую трогала только сама, когда оставалась одна. Я показала ему, как двигаю пальцами и как он может повторить это движение. Поначалу я робела, смущаясь от того, что он узнает, чем я занимаюсь наедине с собой, как доставляю себе удовольствие в отсутствие партнера. Но Генри слушал и старался, действуя с кротким и нежным упорством. Хмурил брови в решительной сосредоточенности, пока не получал моего одобрения, а затем и разрешения двигаться дальше, продолжая исследования и эксперименты. Он изучал меня и мое тело как учебник, занимался усерднее, чем перед любым экзаменом в школе. К концу лета он уже получал высокие баллы – и не только за старания. Он сказал, что больше всего его возбуждает моя реакция. Все это, в сочетании с его неустанным стремлением доставить мне наивысшее наслаждение, не могло оставить меня равнодушной.

Теперь, в своей спальне, он точно знает, что делать. Вскоре его пальцы скользят по моему лицу, спускаются к шее, потирая чувствительное место на моей спине, почти скрытое под рубашкой. Его губы блуждают от моего рта к уху, а затем к ключице, прочерчивая невидимое созвездие до самого декольте и ниже.

Я опускаюсь на кровать, обвивая ногами его талию. Нет ничего легче, чем позволить ему властвовать – достаточно сказать «да, вот здесь и чуть выше». Генри хочет угодить. Он жаждет увидеть экстаз на моем лице, поразить меня. В такие минуты я благодарна, что мой первый, мой настоящий первый опыт случился с тем, кто относится к моему телу, как к чему-то удивительному, непознанному, требующему досконального изучения – но только с наставником. Он понимает, что это тело нельзя брать приступом.

Брюки спущены, и он лишь в тонких боксерах. Я чувствую каждый его изгиб, когда он задирает мою юбку и ощупывает меня бархатистыми подушечками пальцев. Теперь он знает, куда нажимать, как сильно дотрагиваться. Я тянусь к нему, и мои руки тоже блуждают по его рельефным мышцам и нежной коже выше талии. Волосы у него мягкие, и он утыкается носом мне в шею, как щенок.

Но скоро, я знаю, наступит один из тех моментов, когда мой мозг перейдет в режим овердрайва. Я стараюсь выбросить все мысли из головы и сосредоточиться на влюбленном парне передо мной. Вместо этого я начинаю думать о том, хорошо ли потерла скрабом интимные места, когда принимала вечером душ, не пахнет ли от меня плесенью, не утрачена ли плотность. Какое глупое, бессмысленное слово. Парни просто одержимы этим. «Как она, туго идет? Насколько? Держу пари, дырка у нее раздолбанная». Хуже раздолбанной дырки может быть только вонь.

Генри чувствует мою нерешительность и замедляет темп, передвигая руки выше.

– Ты в порядке? – Он отрывается от моей шеи и смотрит на меня с беспокойством.

– Да, – отвечаю я. – Давай продолжим.

– Ты уверена?

– Да. – Я накрываю его рот губами и прижимаюсь к нему всем телом, так что мы сливаемся в одно целое. Мне хочется, чтобы он прогнал все мои страхи и сомнения. – У тебя есть презерватив? – спрашиваю я, хотя и знаю ответ.