Они вернутся

Но культурное филологическое воспитание воспротивилось этому мужланскому порыву и все-таки перевесило. Поэтому орошать мочой угол он не стал. Но и наружу тащиться было ох как неохота. В итоге решил пойти на компромисс: сделал еще несколько шагов, нащупал в темноте раковину — да и начал справлять наболевшую нужду прямо в нее. Слушая, как стекает в слив обильно выводимая из организма жидкость, задался закономерным вопросом: а как далеко она утечет по трубам? Где, интересно, обрывается канализация? А вдруг вокзал — это всего лишь вершина айсберга, а под землей система коммуникаций тянется во все стороны еще на пару километров? Что если по ней можно добраться аж до канализационного люка, который находится возле Сергеева дома? А там стоит только вылезти наверх — окажешься прямо перед подъездом. Останется взбежать на второй этаж, позвонить в квартиру — и дверь откроет Аня...

Лицо дрогнуло в грустной усмешке. Канализация как пространственный портал... Да, если бы это было возможно, Сергей бы, кажется, собственноручно туннель под землей прокопал, лишь бы очутиться дома. И копать-то недалеко — меньше километра. Тем более лопата есть...

Он вздохнул.

Закончив свое мокрое дело, со слабой надеждой покрутил кран, но тот по-прежнему не подавал признаков жизни. Сергей застегнул ширинку и уже собрался было отправляться обратно, как вдруг замер, прислушиваясь... Показалось?

Несколько секунд он не дышал, весь обратившись в слух. И уже хотел было облегченно выдохнуть, но спустя мгновение его так и пронзило с ног до головы крупной дрожью.

Откуда-то с южной стороны здания явственно донеслись звуки... Больше всего это было похоже на легкий и быстрый топот ног, чуть усиленный эхом... как будто кто-то бегал по пустому залу.

В горле у Сергея сейчас же сделалось сухо и горячо, словно он глотнул абсорбента, зато на лбу выступила холодная испарина. В черепной коробке суматошно заметались короткие, обрывочные мысли: кто там?.. откуда?.. зачем?.. что делать?..

Первым желанием было броситься назад в «морозилку», забаррикадироваться и не вылезать до самого рассвета. Поначалу Сергей поддался этому порыву и действительно вернулся к себе в каморку. Но и там не мог сидеть спокойно: внутри всё сжалось в напряженный клубок, сердце тревожно колотилось. Он постоянно прислушивался, каждую минуту опасаясь, что топот шагов раздастся уже ближе — в буфете, потом на кухне, потом возле двери... Пока что опасения не подтверждались, но легче от этого не становилось: неизвестность пугала до дрожи в поджилках. Вот когда старпом пожалел, что у него нет топора!.. Ладно хоть нож всё еще имеется...

Так он и сидел, до боли в мозгу вслушиваясь в тишину. Иногда ему казалось, что он различает приглушенные звуки — то ли опять топот, то ли еще какую-то возню, а потом и вовсе стали доноситься как будто чьи-то голоса, и Сергей уже не мог понять: действительно ли он их слышит или это просто галлюцинации от нервного напряжения.

В конце концов у него и в самом деле заболела голова, и это слегка отрезвило, заставив взглянуть на ситуацию уже чуточку по-иному. Страх начал отступать: его мало-помалу оттесняло раздражение, которое чем дальше, тем больше перерастало в злость. В самом деле: сколько можно сидеть тут и трястись, словно загнанная под диван мышь, которой всюду мерещится огромный голодный кот!

«Тварь дрожащая!» — обругал себя Сергей.

Хватит уже быть жертвой, хватит позволять кому-то тебя пугать, угрожать, преследовать! Кто вообще распределил эти идиотские роли? Нужно самому выйти на тропу войны, стать охотником и преследователем! И если встретится на пути какой-нибудь урод — настучать по мозгам! А бояться никто Сергея больше не заставит! Пусть теперь его боятся, гниды!

На волне этого воинственного порыва он решительно пристегнул к поясу нож, взял в руки весло — и поспешно, пока не рассосался нахлынувший пыл, вышел из своего убежища.

Однако чем дальше он шагал в темноте кухни, тем отчетливее начинал пошевеливаться где-то внутри червячок сомнения, который грозил вот-вот вновь перерасти в страх. И тогда Сергей со злости так шандарахнул веслом по столу, что зазвенело по всей кухне. Подлый червяк тут же испуганно забился в какую-то дальнюю неприметную щель. И правильно сделал — иначе второй удар не оставил бы от гаденыша мокрого места.

А старпом двинул вперед уже не таясь, как танк, и теперь даже нарочно молотил веслом по чему попало: кто бы там ни был в зале — пусть знает, что Сергей и не думает его бояться. А вот этому уроду сейчас не поздоровится...

Он даже попробовал насвистывать импровизированную мелодию, но губы отчего-то плохо слушались, и свист звучал невнятно, придушенно.

Вышел из буфета, миновал информационный стенд, расписание поездов и остановился у входа в зал. Сквозь застекленный фасад слева проникал свет луны, по полу тянулись косые тени от бетонных стоек. Темнели ряды кресел, над ними нависал черный угловатый силуэт часов. И тишина — ни звука. Казалось, здесь никого нет. Но не могло же Сергею послышаться?