Они выбрали ночь

– Бывают случаи, друг мой, когда мы выдаем желаемое за действительное. В ночи часто мерещатся невероятные страхи, в которые мы с легкостью верим и принимаем за чистую монету. Вот пример… – перед лицом констебля возник карандашный набросок ужасного волка, ходящего на задних лапах. Его злобный оскал был чем-то нереальным и занимал практически треть всего рисунка. – Его считали напастью восточных лесов и ежедневно устраивали настоящие облавы на местные лощины. Говорили, что оборотень по приказу темных сил отгрызает головы несчастным крестьянам. И каждый, включая и меня, безоговорочно верили подобным слухам. А на деле, оказалось, что двое душегубов, специально нагоняли страх на здешние края. И оборотень оказался всего лишь шкурой убитого медведя с приделанной к ней головой волка. Обман. Понимаешь?

– Понимаю, – согласился Джинкс.

– А вот еще.

На желтом листе красовался выцветший рисунок двухголового человека изрыгающего огромное пламя.

Кашлянув кулак, Ла Руф продолжил:

– Занятная надо заметить была история. Западную часть города, квартал Чужеземцев поверг в ужас некий двухголовый демон, способный летать и карать пламенем, будто мифический дракон. Но в итоге. Убийцей оказался обычный житель города Рунс, страдающий слабоумием.

– А его невероятные способности? – напомнил констебль.

– А невероятные способности, лишь домыслы и страхи напуганных до смерти горожан. Они сами наделили его такими сверхественными способностями как пламя и крылья. На самом деле, когда мы его поймали, он напоминал жалкого щенка и не мог причинить боль даже старику Фоли, нашему вечному дежурному, которому в обед сто лет.

Вслед за двуглавым злодеем, перед глазами мистера Форсберга возникли примеры некогда ужасных убийц, наводивших страх на весь Прентвиль: люди со свиными головами; худощавый юноша в длинном плаще с острыми клыками, торчащими изо рта; утонченный аристократ с забинтованным лицом, в черных очках.

К тридцатому портрету, Джинкса стало немного мутить, и он вежливо откланявшись, попросил Ла Руфа прекратить подобный экскурс в историю.

– Теперь ты понял, мой мальчик, смысл моих слов ? – подытожил старший инспектор.

– Но ведь в любых правилах существуют исключения, – уклончиво не согласился констебль.

Услышав эти слова, Ла Руф разочарованно развел руками.

– Увы, мой мальчик, я не верю в летающих ведьм и клыкастых чудовищ. Всему есть логическое объяснение и мне хотелось бы, чтобы вы об этом не забывали.

Желая возразить своему наставнику, Джинкс напротив, молча согласился. Ужасно не хотелось огорчать старика и вступать в бесполезные споры.

Ла Руф протяжно крякнул и уже собирался покинуть кабинет молодого инспектора, когда ему в спину, словно острый нож вонзился еще один вопрос:

– Простите, а что на счет Шрама?

Старик обернулся. На его лице глубокой бороздой застыли морщины, выдав озабоченность, царившую в голове.

– Я прошу вас больше никогда в жизни не упоминать об этом несчастном. Мне ужасно стыдно, за свою несдержанность. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Возможно, Джинксу всего лишь показалось, но своими словами он растормошил в душе наставника гнездо с гадюками. И воспоминания старшего инспектора выглядели куда хуже тех ночных кошмаров, что приходили к нему чуть ли не каждую ночь.

Ничего не ответив, наставник незамедлительно покинул кабинет констебля. Дверь звонко хлопнула, оставив мистера Форсберга наедине со своими мыслями.

4. глава – Знание усугубляет скорбь.

В такие дни Шрам, до ломоты в костях, хотел оказаться в узком ящике, зарытым в земле и отрешиться от всяческих забот и мирской суеты. Вероятно по той причине, что он сам давно был покойником – только умиротворения, подобная мысль не прибавляла.

Взяв старый, с ржавой ручкой нож, мастер попробовал начать работу. Не получилось. Разочаровано отложив инструмент в сторону, Шрам поднялся со своего скрипучего стула и направился к двери.

– Ты куда?

Мастер резко обернулся.

Полумрак, пропитанный сыростью и нафталином мастерской, продолжал сохранять таинственное спокойствие. Подойдя к столу, Шрам взял лампу, и крохотный огонек вырвал из ночи мрачные стены, на которых покоилась настоящая армия кукол.

Обойдя комнату и убедившись в отсутствии мнимого собеседника, мастер, успокоился и присев, устало протер глаза.

– Всеединый, как же я устал....

– Не жалуйся, все равно не услышит! – на этот раз голос прозвучал более отчетливо.

Дернувшись было в сторону, мастер застыл на месте. Из серой пустоты, которую не смог освятить масленый светоч, на своего создателя смотрели нарисованные глаза деревянной куклы. Фигурка плотника Джорни, слабо походила на оригинал – в отличие от своих собратьев. Шрам выполнил ее с неподдельной ненавистью, пытаясь изобразить идеальные черты более уродливо и мерзко. Поделка вышла на славу. Самая первая и самая ужасная.