Завидев Смотрящего, возмутители спокойствия немного поутихли, продолжив свои пророчества жуткими нашептываниями.
Констебль почувствовал неприятный холодок в груди – слишком убедительны были безликие прорицатели. И его тревога передалась толпе.
Люди, обеспокоенные собственной судьбой, стали возмущаться, высказывая претензии Смотрителям и оттесняя тех подальше от предсказателей. Еще секунда, и безликие продолжили свое представление, безнаказанно, в полной безопасности. Не поэтому ли последний месяц, они все чаще возникали на улицах Прентвиля; предрекая беды и несчастья, предсказатели предлагали каждому просто покаяться и избавиться от груза собственных грехов.
Ноги сами привели констебля на улицу Часов – поблизости с тем местом, где обнаружили труп мистера Фрита.
Остановившись на площади у пересечения с улицей Откровений, он долго смотрел на высокие башенные часы, которые, пробив двенадцать, продолжили отсчитывать неумолимо летящее время.
Люди, спешащие по делам, не замечая собственной тени, стремительно исчезали в лабиринтах узких улочек города. Мимо проносились быстрые повозки, узкие кэбы; возле небольших магазинчиков слышались призывные крики зазывал. Смех и многоголосье создавали впечатление огромного улья.
Джинкс стоя посередине площади не в силах пошевелиться, стараясь уследить за каждым из прохожих.
Одна из теорий розыска душегубов, гласила, что убийца всегда возвращается на место своего преступления и долгое время созерцает за происходящим, стараясь привлечь к себе особое внимание. Конечно, констебль и не помышлял проверить подлинность этих предположений, но подсознательно надеялся, что один шанс на миллион все-таки существует.
И мистер Форсберг оказался по-своему прав…
Черным пятном в сознании инспектора возник знакомый образ, выбивавшийся из общей картины городской суеты. На один из осветительных столбов сел огромный черный ворон. Почистив перышки, он пристально вгляделся в толпу стоящих поодаль зевак. Джинкс напрягся, чувствуя, как найденное перо насквозь протыкает жакет.
Опешив, констебль попятился назад, едва не споткнувшись о выступ мостовой.
Птица продолжала гордо восседать на металлическом троне. Черные пуговки глаз, казалось, пронизывают каждого, кто оказался в этот солнечный день на площади Часов.
Достав перо, Джинкс попытался сравнить его с цветом угольной птицы. Хотя много ли воронов отличались друг от дружки?
– Простите, мистер.
Рядом с Джинксом стоял Тим Редклиф – тот самый чистильщик обуви, обнаруживший труп возницы. Шмыгнув носом, мальчишка с достоинством выдержал острый взгляд мистера Форсберга.
Одной короткой секунды хватило, чтобы таинственная птица исчезла без следа. Констебль закрутил головой, но среди черепичных крыш и скрипучих флюгеров не нашел призрачной птицы.
– Вы что-то хотели, юный мистер?! – гневу Джинкса не было границ, но он вовремя совладал с собой.
– Я просто хотел сказать… Со мной приключилось… Ну я просто думал это вам будет интересно… Простите я не хотел вас отвлекать… Этой ночью…
– Что?! Я не очень понимаю. – Только сейчас инспектор окончательно пришел в себя, и требовательно уставился на Тима.
И в этот самый миг, произошло невероятное. Башенные часы второй раз пробили двенадцать. Каждый удар отразился в сердце констебля тревожным набатом, словно возвещал о надвигающейся опасности. На секунду мир вокруг замер, и песочные часы перевернулись, а крупинки олицетворяющие скоротечность всего сущего, стали быстро осыпаться вниз.
Мистер Форсберг мгновенно перевел взгляд на фонарь, туда, где недавно восседала роковая птица – пусто; затем уставился на Тима; и немного помедлив опять на часы. Ворон не появился, а двенадцатый удар, родил в ушах констебля протяжный гул.
Наваждение исчезло внезапно. Одно мгновение и привычные звуки наполнили окружавший его мир. Очутившись в дальней части улицы – юный чистильщик покорно ожидал мистера Форсберга. Растерянный взгляд инспектора нашел Тима.
– Никак не возьму в толк. Эти часы, – констебль указал на башню, – разве возвещают о полудне несколько раз к ряду?
– Несколько раз? – растерянно пожал плечами мальчуган.
– Ну да, именно, – кивнул Джинкс. – Я отчетливо слышал, как они пробили двенадцать, сначала один раз, а затем и второй.
Тим хотел было согласиться с констеблем, но в последний момент отчего-то передумал и неуверенно пролепетал:
– Простите, но часы всегда возвещают один раз…
– Хорошо, – остановил парня инспектор и, решив больше не возвращаться к данной теме, пристально посмотрел ему в глаза: – Постой, ты ведь кажется хотел мне о чем-то рассказать… О чем-то весьма важном?
Тим кивнул и, не делая паузы, быстро заговорил.
Предшествующая дню Порока ночь выдалась на удивление безлюдной: толи горожане решили повременить с прогулками по ночным улицам, толи противоречивые слухи так сильно наводнили Прентвиль, что люди стали побаиваться собственной тени. Так или иначе, но и сегодня Тим ощутил, как за пару минут оказался на ратуше один-одинешенек. На небе одна за другой возникали застенчивые звезды, а от пекарен перестало веять приятным ванильным ароматом.