Опа! Опа! Опа!

Теван поспешил воспользоваться неразберихой, рванул к калитке, но споткнулся и повалился на осла. Тот взбрыкнул, подскочил и завыл, как медведь: «Ада, скорее за персиками, кирва!» И тут же поскакал по дороге к персиковому дереву. Следом за ним топотали разгоряченные демоницы с серпами, а луна в небе превратилась в воспаленный красный глаз!

Осел оступился и сошвырнул Тевана в пенистый, как бурливая речка, арык. Музыкант закрутился в потоке, завертелся. Его понесло вверх тормашками черт знает куда, под хохот звезд и вопли нечисти, а он протянул руку, ухватился за какую-то ветку и вывалился на траву…

Рано утром Теван очнулся. Помятый, перепачканный, раздавленный, как упавшая под ноги слива, он валялся в высокой траве солнечного цвета, а над ним, не сдерживая волнительной улыбки, стояла веселая крестьянка с серпом, и в ее глазах сияло лазурное небо.

– Вуй, как хорошо вы здесь отдыхаете, музыкант! – сказала девушка. – Не заметь я вас вовремя, ковырнула бы серпом, вы бы мне все платье кровушкой испачкали. Не мешайте работать, поваляйтесь хотя бы в кустах.

Подошли другие крестьянки, все светлые, росистые и утренние, подняли истрепавшегося музыканта, поцеловали так, что у него, бедняги, подкосились ноги, и пустили его по дороге в деревню. А на обочинах росли цветы – красные и сиреневые, желтые, как пшеница, и совсем белые, как одежды невесты. И небо над головой было ослепительно синим, немного розовым у горизонта, но без единого облачка, без единой серой тучи. Небо смеялось над потерянным Теваном. И над добродушным ослом, лежавшим под персиком.

– Опять же, мечхе, – прошептал Теван, – никак не попустит…

Персики были цвета золота и вина, и осел под деревом мирно ревел. Музыкант перешагнул тихий арык с сияющей водой, посмотрел с опаской на чинивших крышу мужиков, звонко орудовавших молотками и шутливо переругивавшихся на всю деревню. Двое детей хитро улыбнулись Тевану и повели дальше небольшое стадо коз. Поздоровался купец, тащивший в арбе соль.

Теван пошатнулся и зашел во двор того дома, где вчера разыгрался шабаш. Под стенами покачивали лепестками цветы, жужжали пчелы и пахло абрикосами. В дверях показалась женщина, сестра вчерашней одержимой. Она вся была праздничная, цветущая, лучезарная, с красивыми косами и с пьянящей улыбкой.

– Опять же, – пожаловался про себя музыкант. – Пьяные миражи…

– Ара! – воскликнула женщина, увидев Тевана. – Вернулся, смешной человек! Хорошо же тебя вчера закрутило, молодец! Ну-ка, расцелую!

Она схватила опешившего Тевана и впилась в него губами сладкими, как дыня.

В дверях показалась вторая женщина, жертва духов. Она держала одной рукой длинную волосину из уха, а другой – нож. Женщина ойкнула и спряталась.

– Эх, – начал было Теван.

– Пусть будет благословен твой отец, музыкант! – воскликнула целующаяся сестра. – Пусть не погаснет свет твоих глаз и все поколения будут мудрыми и пьяными! Волосы сестры больше не растут. Держи, в благодарность!

Она вытащила из дома ведро с персиками. В калитке показался вчерашний носатый дед. Нос у него и сейчас был красным. «Э, дорогой!» – воскликнул дед и тоже полез целоваться.

– Персики съедите – верните ведро, – сказала женщина.

– А инструмент что же? – спросил Теван.

– Инструмент в щепки, – виновато произнес старик. – Моя голова, извини, крепче.

Теван промычал невнятное и, покачиваясь, поплелся прочь из деревни.

– Вуй, как его скрючило, – усмехнулся старик, когда музыкант пропал за калиткой. – Ничего себе, до чего крепкий мечхе ты ему дала!

– Какой мечхе? – женщина махнула рукой. – Да будут умнее тебя твои потомки, старик! Дурная я, что ли, где б я его на ночь глядя тебе нашла? Разбавила вино водой из арыка и все.

Веселились и подмигивали проходившие мимо девушки, трепали за плечи хохочущие мужики, кланялись добродушные старушки и совали в руки кто репу, кто горшочек с медом, кто пахлаву, а Теван вышел на дорогу и побрел по цветущим полям. Под ногами тихо сыпалась земля, и ветерок колыхал колосья пшеницы. Пели шепотом песни деревья у дороги, а Теван все смотрел в синее небо и ждал, когда же его отпустит этот бешеный мечхе, когда же снова навалятся тучи.

Следом за музыкантом потихоньку брел хитрый осел, почуявший запах персиков…

Еще много лет бродил Теван по холмам родного Камандара, овеваемым сладкими ветрами, любовался рассветами, закатами и улыбками, пил вино и танцевал, волочился за шуршащими юбками и даже умудрился жениться; много лет он распугивал вредных духов и недоумевал, когда же наконец выветрится из организма мечхе.

Осел же, к слову сказать, вскоре стал знаменитым камандарским певцом. Его многозначительную песню «Нет лучше, чем персик, лишь персик другой», говорят, любил петь сам ишхан, валяясь где-нибудь под деревцем. Но это, конечно, уже никому не интересно…

Кровавая история

Богач барахтается в золоте, как свинья в грязи

Сармарская пословица

Было то, не было, летом посыпал снег, зимой зацвели розы, замяукал пес, петух обиделся на рассвет, Василиска принесла скисшее молоко, улыбнулся настоятель, а в далеком шахстве заболел шахзаде!