Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое

— Спроси у них, — ответил я. — У меня двойной контракт: один с тобой, а другой с ними, и никто не может остановить меня. Или вы все вчетвером соглашаетесь с тем, что я тут сижу, или я произношу название бутылок.

— Нас все устраивает, — сказали они. — Можешь сидеть, это никому не мешает, но, пожалуйста, не говори ничего о бутылках.

Там было много людей и все заинтересовались, что за бутылки? Когда я вышел из храма, меня тут же окружили и спросили:

— О каких бутылках ты говорил?

— Это секрет. И в этом — моя власть над теми глупцами, к чьим ногам вы продолжаете прикасаться. Если я захочу, то сделаю так, что это они будут касаться моих ног, а иначе — бутылки...

Что за глупцы!

По дороге домой отец спросил меня:

— Но мне ты ведь можешь сказать? Я никому не расскажу. Что это за бутылки? Они пьют вино?

— Нет, — ответил я, — все зашло не так далеко, но если они останутся здесь еще на несколько дней, я устрою и это. Я заставлю их пить вино — а иначе расскажу о тех бутылках.

Весь город обсуждал эти бутылки: что это были за бутылки и почему монахи так испугались? «Мы всегда думали, что они великие святые, а этот мальчик так напугал их. Они согласились, чтобы он сидел там, что полностью против писаний». Все охотились за мной, все готовы были меня подкупить:

— Проси чего хочешь, но скажи, что это за тайные бутылки?

— Это великий секрет, и я ничего вам не скажу, — отвечал я. — Почему бы вам не пойти и не спросить ваших монахов, что это были за бутылки? Я тоже буду присутствовать, поэтому они не смогут соврать, — и тогда вы узнаете, каким людям поклоняетесь. И именно эти люди обрабатывают ваш мозг.

В университете был профессор, который хотел из-за меня уволиться. Это был самый старый, почтенный и уважаемый профессор. Возможно, он до сих пор жив. Его звали доктор С. Н. Л. Шривастава; он был доктором наук. В философии это очень известное имя — и из-за меня он грозился уйти с поста.

Он поставил условие: или отчисляют меня, или увольняется он; остаться мог только один — или я, или он. А я был всего лишь студентом, студентом первого курса. Меня только-только зачислили, и я впервые прибыл в большой город из своей деревни. И всего за три месяца он пришел в такое негодование, что, только завидев меня, немедленно выходил из класса.

Я догонял его и спрашивал:

— В чем дело? Почему вы уходите? Я плачу за обучение. Предполагается, что вы должны учить, а я — учиться, и все, что я делаю, — это учусь. Если я задаю вопросы, то только для того, чтобы учиться.

— Но ты задаешь такие вопросы, которые ставят меня в неразрешимое положение. Если я говорю «да», я пойман, если я говорю «нет», я также пойман. Любой вопрос только вызывает следующий, и этому нет конца. Прошло три месяца, а ты не даешь мне продвинуться дальше первого дня. Мы так и застряли там, и я знаю, что так будет продолжаться все два года, пока ты будешь здесь. Ты не даешь завершить даже первый день обучения. Поэтому лучше...

— Но вы так образованны, — говорил я. — У вас столько степеней, почетных степеней, тридцатилетний опыт преподавания, через вас прошло столько студентов — почему вы так переживаете? Если вы не знаете, то ведь можно просто сказать: «Я не знаю». Вся проблема в том, что вы не можете сказать «Я не знаю». Проблема не во мне. Вы хотите сохранить статус всезнающего человека, притом что в действительности никто не может знать все — даже вы.

Он преподавал аристотелевскую логику; он был профессором философии и логики. А в Индии первые два курса необходимо изучать именно логику, поэтому два первых года были посвящены Аристотелю и его логике. Я говорил этому профессору, что даже сам Аристотель не был всезнающим; он был невежествен так же, как и любой другой. В своей книге он написал, что у женщин на один зуб меньше, чем у мужчин. Сейчас это кажется глупостью. У него было две жены — он мог просто попросить миссис Аристотель-один или миссис Аристотель-два: «Открой ротик!» А у женщин рот и так все время не закрывается — поэтому не нужно было даже просить. Если он боялся, то мог сосчитать у них зубы ночью, пока они спят. Но нет, греки были уверены, традиционно уверены, что женщина во всем должна быть ниже мужчины. Разве у нее может быть столько же зубов, сколько у мужчины? Аристотель никогда даже не пытался проверить.

Я спросил Шриваставу:

— Вы говорите, этот человек логик, отец логики? Это настолько просто, что даже посредственный человек первым делом бы подумал, что нужно сосчитать зубы, и только после этого писал бы об этом. Чем он вообще занимался со своими двумя женами? Не сосчитав у них зубы, он просто поверил общественному мнению. И на протяжении тысячелетий в Греции это мнение было распространено — никто не удосуживался сосчитать. Но странно, что никто из мужчин и женщин не захотел проверить. Хотя бы одна женщина должна была сосчитать и заявить, что это был полный абсурд.

— Довольно, я не хочу больше этого слышать. Я иду к директору писать заявление. Либо он отчислит тебя, либо я уволюсь.

И его не было три дня. Меня вызвали к директору.

Я спросил его: