Но ничто уже не помогало. Пока он принимал ванну, обезьяны заполнили ванную комнату. Он сел в
Еще до рассвета он ворвался в храм. Мудрец расхохотался, но человек был очень зол! Он сказал:
— Не время для смеха! Вам смешно?!
— Я всегда говорил тебе, что не знаю никаких чудес, секретов и мантр, но ты не слушал меня, вот мне и пришлось соврать.
— Если вам пришлось соврать, вы по крайней мере могли не упоминать об этих обезьянах!
— Но без обезьян мантра не была бы завершенной. Они побеспокоили тебя?
— Побеспокоили? Вы старый мудрец и я считаю вас своим мастером, иначе я убил бы вас!
Как только ты отрекаешься от чего-то насильственно — а само слово «отречение» означает насилие по отношению к себе, — ты разделяешь себя. Любое отречение создает в тебе состояние шизофрении: одна часть отвергается, а другая приветствуется, — ты расколот надвое.
Все эти религии преступны, потому что создают в человечестве раскол. Ты можешь быть целостными, только если ты естествен.
И я понимаю затруднение спрашивающего. Но его затруднение состоит лишь в том, что он не может провести четкого различия. Да, мои
Но это не отречение, а
Среди моих коллег в университете был один профессор, заядлый курильщик. Доктора запрещали ему курить, жена, дети, коллеги — все были против, так как это сжигало его легкие, разрушало здоровье. Врачи сказали: «Если вы не перестанете, медицина не сможет вам помочь. Вставая утром, вы первым делом выкуриваете сигарету, и последняя процедура перед сном — это сигарета, и так постоянно».
Его невозможно было увидеть без сигареты во рту. Когда заканчивалась одна, он прикуривал от нее следующую. Он никогда не носил зажигалки — в этом не было необходимости; он просто носил полные карманы сигарет. Однажды я сидел в учительской. Так получилось, что один из стульев без всяких усилий с моей стороны с первого же раза закрепился за мной. Я просто пришел и сел на него, так как он был свободен. Постепенно все начали считать, что это мой стул. В учительской не было ничьих личных стульев, любой профессор мог сесть на любой стул. Только этот стул был моим, так как люди побаивались меня, — я не интересовался сплетнями, не интересовался кино, политикой; мне было не важно, кого выберут деканом, кого проректором и прочее. Было совершенно ясно, что я считаю это все дерьмом. Поэтому не только этот стул, а еще два с левой и два с правой стороны были в моем распоряжении. Только изредка кто-то мог подойти и робко спросить: «Могу я здесь сесть?» «Без проблем», — отвечал я.
Как-то раз ко мне подошел этот профессор; его практически трясло. В дрожащей руке он держал сигарету. Я до сих пор помню эту картину: его обожженные пальцы, обожженные губы. Я сказал:
— Да, садитесь. Могу я быть чем-то полезен? Сюда никто не подходит, пока не почувствует во мне какую-то необходимость.
Он ответил:
— Только в одном: я хочу бросить курить. Обо мне беспокоятся врачи, семья, друзья, и все они разгневаны. Не то чтобы я не хочу бросать — я испробовал все возможные способы, — но я не могу жить без сигарет. И это верно, что они меня погубят. Вы могли бы помочь?
— Да, я могу помочь, — ответил я. — Во-первых, скажите всем своим друзьям, врачам, жене, родителям и детям: «Я буду продолжать курить, и хватит уговаривать меня бросить. Я слышал это уже множество раз; если вы не прекратите, я уйду из дома».
Можете переехать ко мне домой. Это сработает, этой угрозы будет достаточно. Скажите им, что никогда не вернетесь домой, если кто-нибудь будет упоминать о сигаретах. И скажите также следующее: «Отныне, если у меня получится, я буду курить даже во сне», дайте им это понять совершенно четко.
— Но, — сказал он, — как же это поможет мне бросить?
— Не нужно бросать, просто сделайте то, что я сказал. Отбросьте саму идею бросить — это первый шаг. А второй — продолжайте курить, но будьте осознанным.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
Я ответил:
— Когда достаете пачку, вытаскивайте ее из кармана осознанно. Покажите, как вы это делаете.