Опасное искушение (ЛП)

Тирнан остановился в нескольких шагах от меня, словно изучая. Мгновение спустя бамбук отлетел назад и приземлился на его голую ладонь с таким жестким шлепком, что я вздрогнула.

— Нет, я так не думаю. Давай попробуем еще раз, хорошо? Что я говорил о послушании?

— Что ты требуешь его в качестве платы за то, что взял меня с Брэндо в свой дом, — упрямо сказала я.

Тирнан сделал большой шаг вперед, и ему на лицо упал лунный свет. Косая серебристая полоса осветила его шрам и сделала белым. В сжатых челюстях и напряженной линии губ Тирнана читался гнев, но в этом тусклом взгляде также таилось что-то темное и скрытое, что-то, что испытывало от моего страха какую-то извращенную радость.

По мне, словно волна тумана, прокатилась дрожь.

— Я хозяин этого дома. Я твой хозяин, — грубо напомнил мне Тирнан.

Он протянул свободную руку и, схватив меня за волосы, больно потянул назад, так что я была вынуждена взглянуть в его оскалившееся лицо.

— Я предупреждал тебя, что произойдет, если ты нарушишь мои правила, Бьянка. Я был добр к тебе и терпелив. Пустил все на самотек. Твой острый язык, твой отказ отдать мне медальон, твое нежелание выполнять даже самые простые приказы. «Она скорбит, — думал про себя я. — Это адаптация».

Тирнан замолчал, и на одну маленькую секунду я задумалась, не была ли с ним излишне груба, не была ли обязана проявлять немного больше вежливости и уважения за то, что он взял нас с Брэндо к себе, независимо от причин, по которым он это сделал.

— Но хватит. Ты узнаешь, что я не из тех, кто будет терпеть неповиновение.

Он так резко отпрянул назад, что я потеряла равновесие и пошатнулась. Вместо того чтобы мне помочь, Тирнан смотрел на меня с легкой, светящейся в темноте усмешкой, его зубы были белыми и острыми, словно два ряда блестящих ножей.

— Иди к пруду, — тихо приказал Тирнан, но слова, казалось, эхом отдались в застекленном помещении, в шепоте листьев и деревьев.

Я медлила, сердце так сильно колотилось и бухало в горле, что мне показалось, что я сейчас задохнусь. Ему достаточно было постучать бамбуковой веткой по своей ладони, чтобы заставить меня сдвинуться с места.

Когда я дошла до мраморного уступа, Тирнан требовательно произнес:

— Наклонись и обопрись.

Я положила дрожащие руки на холодный камень, сжала пальцами край, чтобы приготовиться к тому, что, как я знала, должно произойти.

Тирнан встал у меня за спиной, уставившись на мой приподнятый зад, опасно норовящий выглянуть из-под моей короткой юбки. Тирнан пнул меня по ногам, раздвинув их пошире, и я, ахнув, вздрогнула. На мгновение мне подумалось, не задернет ли он юбку, раскрыв тонкую ткань моих хлопчатобумажных трусиков.

По мне, словно змея по траве, пронеслась дрожь, на этот раз не имеющая ничего общего со страхом.

Мне на поясницу опустилась тяжелая ладонь и крепко ее сжала.

— Тебя когда-нибудь шлепали, малышка? Еще долго после того, как я закончу, боль будет напоминать тебе, что ты моя, и поэтому повинуешься мне во всем. Ты не ответила на пять моих СМС. Вообще-то ты была с парнем, и без спроса вытатуировала на запястье какой-то бессмысленный рисунок. Собираясь использовать для этого мои деньги. Думаю, это заслуживает двадцати ударов плетью, не так ли?

Я не ответила, но в ответ на мое молчание Тирнан мрачно рассмеялся, большой палец его руки скользнул прямо под подол юбки, по слегка вспотевшей коже над ягодицами.

— Можешь плакать, — как бы вскользь пробормотал он, будто ему все равно. — Но ты будешь стоять в этой позе, пока я не нанесу двадцатый удар. Это понятно?

— Да, — огрызнулась я, моя правая нога дернулась от волнения, которое Тирнан быстро подавил, сильнее нажав рукой на мою спину.

Удар обрушился прежде, чем я успела собраться с силами, поскольку ожидала, что он еще отчитает меня за мой тон. Свист воздуха, затем приглушенный шлепок от соприкосновения ветки с моей прикрытой юбкой задницей. Ткань была довольно толстой, но ничто не могло сгладить острую боль, впившуюся мне в ягодицы, словно нить жидкого огня.

Я вскрикнула и с такой силой сжала пальцами ограду пруда, что треснул ноготь.

— Один, — выдохнул Тирнан.

Я глубоко втянула воздух, надеясь, что кислород в моих легких хоть как-то погасит пламя у меня на заднице.

Но не тут-то было.

Щёлк.

— Два.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

— Три. Четыре. Пять.

При следующем ударе у меня из в груди взметнулся крик и вырвался изо рта. Боль нарастала, превращаясь в нечто всеобъемлющее, она проникала мне в ноздри, затыкала уши, впивалась в горло, пока я не превратилась в единый атом ноющий боли.

Шесть, семь, восемь, девять, в такой быстрой последовательности, что я сама не поняла, что плачу и, когда это началось, пока не заметила падающие из моих затуманенных глаз капли прямиком в прозрачный пруд.

Когда раздался десятый удар, это произошло.

Это.

Какая-то странная магическая сила в химии моего тела превращала каждый удар этой безжалостно хлещущей бамбуковой ветки в нечто, проникающее до самых костей и согревающее.

В жидкость.