Опасное молчание

— Известно, верблюд, рассказывая про коня, обязательно изобразит его горбатым, — прозаик дружески обнял Петра. — Черт их подери, до чего живучи и пронырливы старые косматые ведьмы Зависть и Сплетня.

— Вы что же, думаете, директор издательства может завидовать писателю? Сплетничать? — строго посмотрел на прозаика Иванишин.

— Вы меня не так поняли, — как-то сразу стушевался прозаик, впрочем, тут же очень позавидовав отваге Галилея, который когда-то сказал: «А все-таки она вертится!» В самом деле, по какому же праву директор так оболгал Петра Ковальчука?..

Прозаику Иванишин был несимпатичен. Он насупился, давая этим понять, что разговор окончен.

Откуда-то из гущи листвы, где висел на дереве невидимый репродуктор, вдруг зазвучал грозой «Революционный этюд» Шопена.

— Я иду в обком, — сказал Петро, поспешно прощаясь.

От парка до обкома двадцать минут ходьбы.

Но для Петра этот путь показался очень трудным и очень долгим. День был теплый, безветренный, а он шел, согнувшись, как навстречу ураганному ветру. Наконец он вышел из узкого каменного коридора Русской улицы и остановился возле старинного королевского арсенала, мучительно борясь с собой. Его охватило такое жгучее, нетерпеливое желание пройти еще каких-нибудь сто метров до издательства, взбежать на четвертый этаж, распахнуть обитую черным дерматином дверь директорского кабинета и, ничего не сказав, просто плюнуть в лицо лгуну, так очернившему его в обкоме партии. Петро даже скрестил руки на груди, точно это должно было его обуздать. И вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он опустил голову и встретился с чересчур большими на худом лице, удивленными глазами человека ростом ему до груди, похожего на мудрого гнома. Это был Маркиян Ива, который вчера приехал из Ялты, где отдыхал в санатории.

— Чего ты тут врос памятником?

— Шел в обком… — превозмогая волнение, проговорил Петро и добавил, словно оправдываясь: — Иванишин только что сказал… Такое на меня наплел ваш директор…

— Да-да, — крякнул Ива. — Это ведь приятель Иванишина, под его дудку пляшет… Я иду из обкома партии.

Умение наблюдать, многое схватывать на ходу инстинктивно помогло и сейчас Петру догадаться, что ходил этот человек в обком из-за него. И действительно, Ива сказал:

— В обкоме никто клевете директора не поверил. Ты, Петрик, наберись терпения, пока там прочитают твой роман. Если у тебя есть еще один экземпляр с машинки, дай мне.

— Да, есть.

— Вот и хорошо, чтоб не терять времени, и я вечерами ознакомлюсь с рукописью. — И доверительно сказал: — А первую рецензию написал Иванишин. Д-да.

Что-то колючим комком сдавило у Петра в горле, он только и мог промолвить:

— Я думал, что этот человек может стать выше мелочных счетов и обид. Никак не может простить мне того фельетона…

— Пойдем к тебе, я возьму рукопись, — сказал Ива.

Дома Петра ожидало письмо из Родников. Сестра возмущалась, что Петрик никак не может выбраться из Львова, тогда как в Карпатах сейчас чудесная ягодная летняя пора. Уверяла, что к ее свадьбе, которая состоится в следующее воскресенье, Петру вовсе не надо шить нового костюма (пролежал материал два года, пролежит и еще месяц-два, пока Петрик вернется домой): Ярош обещает ему подарить такой изумительной красоты киптар, в котором и самому Петрику хоть сию минуту можно под венец! Кстати, в Родниках и раскрасавиц невест большой выбор. В конце письма была приписка. Петрик и ее вслух прочитал: «Теперь тебе не отвертеться! Мирослава Борисовна, Любашка и Наталочка собираются к нам и пробудут в Карпатах до сентября. Я и Мирко попросили их связать тебя, упрятать в чемодан и привезти. Это будет для нас самым дорогим свадебным подарком».

— Надо поехать, Петрик, — улыбнулся Ива. — Если бы не мои дела… Хотя, правда…

— Добрый наш гном, — Петрик смущенно обнял писателя, — кому как не вам известно, что иногда люди так ослеплены своим счастьем, что забывают самых близких людей, вот таких, как вы….

— Э-э, брат, не наговаривай на сестру! — строго возразил Ива. — Я не забыт. Вот оно приглашение, — достав из кармана письмо, показал Маркиян Степанович. — Конечно, сожалею, что не могу поехать… А ты обязан. Если будет что-нибудь срочное, напишу тебе в Закарпатье.

Когда Ива ушел, Петро горячо заспорил сам с собою. Ну, как сейчас оставлять поле боя? Тот же Иванишин будет ликовать: «Струсил! Удрал!..» Днем и ночью стоял перед глазами Леонид Скобелев. Вот теперь, когда Леонида досрочно освободили, когда он уже на пути в Ленинград, где погостит у Северова день-два, а затем катнет во Львов, как же Петро может уехать?.. Да и с инженером Федором Рубкиным, тем самым Федюхой, другом детства Леонида Скобелева, которого Петру все же удалось разыскать, все договорено: в воскресенье Рубкин на собственном «Москвиче» приедет за Леонидом и увезет его к себе в Червоноград… Но и на свадьбу сестры тоже надо ехать!..

Телефонный звонок из Ленинграда помог Петру принять решение.