Опасное задание. Конец атамана

Избасар наклонился над Мазо и увидел, что одна штанина у него намокла от крови. Когда располосовал ее ножом, обнаружил запекшуюся рану на бедре. Из нее все еще, хотя и слабо, сочилась кровь. Тогда он стал торопливо ощупывать всю ногу, проверять, цела ли кость, и наткнулся на вздувшуюся багровую шишку повыше колена, потрогал ее пальцем и убедился — это пуля. Стало совершенно ясным, что если эту пулю не вытащить теперь же, — Яну конец. И Избасар, подскочив к Кожгали, стал трясти его.

— Помогай, Кожеке, быстрее помогай. Пулю у Яна надо скорее вытащить.

Избасар был убежден, что сделать это может только Кожгали. Он же два месяца учился на курсах санитаров. Но Джаркимбаев, привалившись к связке сетей, не в силах был поднять головы. Лицо у него вытянулось, стало серым, глаза запали. Невдалеке от Кожгали лежал пластом Ахтан.

Избасар даже растерялся: ведь от такой беды они ушли только что, воду достали, радоваться надо, а радоваться некому.

И Джанименов, решив напоить всех троих, позвал теперь уже не Кожгали, а Ахтана.

— Ты целый, Ахтан?

— Целый.

— Почему воду не пьешь? Кожгали почему не нальешь?

Ахтан продолжал лежать, уткнув лицо в ладони. Избасар схватил банчок, он был пуст, воды в нем не осталось. Избасар поднял его и принялся трясти. В веревочной оплетке темнели два пулевых отверстия.

И стало сразу понятно, отчего, будто мертвый, лежит Ахтан. Какой-нибудь час назад Избасар сам готов был вот так же сжать руками виски и не двигаться. Если бы не напился там, у колодца, когда доставал воду, возможно лежать бы сейчас рядом с Ахтаном не в силах пошевелить даже пальцем.

Но что же делать? Куда теперь без воды? Опять поворачивать к берегу? Отчаяние захлестнуло, словно аркан. К горлу подступил комок.

Все зря… И тот казак, которого звали Прошка… И рана Мазо… И… Никто из троих не выдержит: ни Ахтан, ни Кожгали, ни Ян, если не дать им хоть по глотку воды. Все погибнут.

Солнце начинает снова палить. Это потому, что дует ветер, кажется не особенно жарко. А если он стихнет? Да и ветром не напьешься.

Зажав в руках банчок, Избасар смотрел прямо перед собой.

Застонал Мазо.

— Пи-и-ть, — потребовал он.

Избасар очнулся.

— Совсем нету, Яна, воды. Ушла вода, гляди, — и показал на отверстия. — Пуля ударила.

— Куда меня?

— Ногу шибко задело. Пуля в тебе сидит, вытаскивать Кожеке будет.

— Пить дай.

— Нету, сказал. Вот, — и протянул банчок.

— Там за обшивкой фляга. Берег на всякий случай. Сам не пил, вам не говорил. Достань флягу.

Избасар кинулся в закуток, нашарил флягу.

Вода!

Он дал из нее глоток Мазо, налил по половине кружки Ахтану и Кожгали.

Ахтан цедил воду по капельке, чтобы продлить наслаждение. Выпив ее, он сразу ожил.

— Откуда взял воду?

— Яна дал, про запас держал. Там вон фляжку прятал, на плохой случай. Никому не говорил. Сейчас сказал, — впопыхах Избасар махнул рукой не на корму, а на нос рыбницы. — Там прятал.

— Ой-бой, — удивился Ахтан. — Какой крепкий Яна, рапу пил, воду берег, ой-бой, — и с нескрываемым уважением поглядел на лежавшего в полузабытьи Мазо.

Тем временем Избасар заставил Кожгали подняться, подвел к раненому.

— Видишь? — показал он ему шишку.

— Вижу. Пуля. Резать надо.

— Режь. Ты лучше знаешь.

Кожгали, пересиливая дурноту, морщась и еле слышно подстанывая, вынул из-за пояса нож, провел пальцем по лезвию и стал полоскать нож в морской воде, оттягивая этим операцию, собираясь с духом. На курсах ему показали, как надо перевязывать раненых. Это все, что он умел.

— Тяни, Избаке, кожу, — приказал он, — не бойся!

— Как не бойся, — отшатнулся Джанименов, — живого человека будешь резать, страшно, — и он с уважением посмотрел на Кожгали, подумав: «Как настоящий дарегер. Пулю будет вынимать! Вот какой человек Кожгали!»

А Кожгали стиснул зубы, примерился и полоснул по шишке. Брызнула струей черная кровь. Мазо дико закричал.

Избасар испуганно отскочил.

— Бинт давай, Избаке, живо.

— На, бери, пожалуйста!

— Кто велел? Ой, что делаете со мной, — скрипел Мазо зубами.

— Вот гляди, пуля, — показывал ему сплющенный кусок меди Кожгали.

— Ой-бой! Вытащил? Ты настоящий дарегер, — восхитился Избасар и спросил: — Теперь как, Яна будет живой?

Кожгали подумал и ответил:

— Теперь живой будет.

Реюшку уже изрядно покачивало на крутой волне. Однако Кожгали с удивлением отметил, что его перестало тошнить. Совсем перестало. Он стоял и обрадованно смотрел то на Избасара, то на море. Оно открылось перед ним впервые, распахнуло свою красу и поразило в самое сердце. «Так вот какой, оказывается, Каспий».

Кожгали жадно всматривался в раскинувшийся перед ним седоватый простор, и ему хотелось петь. Оттого, что вокруг волны, а он не лежит беспомощным грузом на настиле рыбницы и, кроме ухающего вниз сердца, ничего не слышит.

— Шторм будет, — окинув тревожным взглядом горизонт, сказал Избасар.

— Пускай, — расхрабрился Кожгали.

За кормой все дальше, все меньше три рыбацкие лачуги. Они уже со спичечные коробки. Воды на рыбнице четверть фляжки.

— Сами пить больше не будем. Яна надо поить, — пряча фляжку, объявил Избасар.

Кожгали с Ахтаном молча кивнули головами.

Шторм