Опасность

Хозяин драндулета что есть силы лягнул педаль, раздался оглушительный треск, как будто выпустили длинную очередь из древнего пулемета «максим». Толпа бросилась врассыпную, а ядовитые клубы отработанных газов из выхлопной трубы сыграли роль дымовой завесы. Я сразу потерял из виду своих преследователей и, надеюсь, они меня тоже. Как я предполагал, мой новый знакомец выбрал самую короткую дорогу – через узкий проход в ограде сквера, мимо скамеечек, мимо погасшего вечного огня, мимо еще какого-то монумента на постаменте, и дальше, через второй проход в ограде, и по дороге, мимо яркого секс-шопа (я успел заметить лишь краешек витрины), мимо подъездов, мимо новых лотков, и дальше, мимо громоздкого монумента (господи, да сколько их тут?!), и дальше налево и вниз, к набережной. Драндулет показывал совсем неплохую скорость – не семьдесят, конечно, но уж никак не меньше пятидесяти. Единственным недостатком нашей поездки был громкий треск, из-за которого мы должны были привлекать всеобщее внимание прохожих. Однако, как ни странно, прохожие и проезжие не обращали на нас внимания. Вероятно, драндулет был местной достопримечательностью и всем успел примелькаться. Сам же хозяин, похоже, и вовсе не обращал никакого внимания на треск. Через пару минут пути, когда я более-менее освоился на сиденье и теперь только покрепче прижимал к себе дипломат, я осознал, что костлявый мотоциклист мне что-то говорит. Пришлось напрячь слух и вникнуть в его слова. Оказалось, ничего особенного: просто за пять выигранных тысяч владелец драндулета счел необходимым поведать мне родословную этого мустанга. Временами водителю даже удавалось переорать стрекот мотора, и тогда я узнавал, что этот железный конь изготовлен в 1934 году знаменитой немецкой фирмой «Дитрих Кнабе» в рамках имперского проекта «Фольксмотор-рад» – то есть «Народный мотоцикл». Всего было выпущено не более двухсот «народных» драндулетов, после чего фюрер передумал и решил взять под покровительство более помпезный проект «Фольксваген». Герр Кнабе, лишившись поддержки рейхсканцлера, немедленно прекратил выпуск этих убыточных мустангов, а выпущенные две сотни продал Тиссену. Тиссен продал эти мотоциклы еще кому-то… – фамилию я не разобрал из-за треска, – а этот кто-то по дешевке продал их вермахту. Потом началась война, мотоциклы попали в фельд-жандармерию, а кто-то из жандармов сложил свою буйную голову у села Подлипки – как раз там, где полвека спустя нынешний хозяин драндулета оказался совершенно случайно и нашел останки «Дитриха Кнабе» в заброшенном сарае. Чтобы потом, сразу после защиты кандидатской, восстановить своими руками этот немецко-фашистский трофей.

– А вы кандидат каких наук? – прокричал я в ухо своему знакомому. – Технических?

– Философских! – откричал мне обратно владелец моторрада. – А вы приезжий?!

– Приезжий! – крикнул я, не желая лукавить. – Из Москвы!

– Научный работник? – во весь голос полюбопытствовал кандидат философских наук. Должно быть, он углядел во мне родственную душу.

– Чекист! – проорал я честно. – С Лубянки! При слове Лубянка мотор немедленно захлебнулся и заглох. Словно у трофейной машины была аллергия к нашей конторе. Мы чуть не шмякнулись на полном ходу, и лишь чудом водителю удалось сохранить равновесие.

– Ну и шуточки у вас, – пробормотал кандидат наук, оглядывая заглохший драндулет. – Даже мотоцикл перепугали.

Я вытащил из своего кармана пятитысячную купюру и сунул в глубокий наружный карман на груди кандидатской спецовки.

– Какие, к черту, шутки, – мрачно ответил я. – Самый натуральный чекист, из Минбеза. И гонятся за мной какие-то ваши местные ублюдки. Ну, спасибо за помощь, вы выиграли…

Отблагодарив таким образом обескураженного владельца драндулета, я стал быстро спускаться к Волге по улице Волжской (если, конечно, ее не переименовали); в качестве ориентира мною была избрана уже привычная деталь городского пейзажа – очередной монумент. Некто сидел в кресле почти на самой набережной, лицом к Волге, спиной ко мне. Чтобы рассмотреть лицо, надо было бы потратить пять минут и пройти еще метров двести…

Однако ни этих минут, ни этих метров у меня не оказалось.

Поскольку мои соглядатаи все-таки нашли меня. Та самая троица с площади. Она внезапно оказалась слева от меня и теперь уже и не думала скрываться. Мало того – настроены эти граждане были ко мне крайне недоброжелательно. Хотя, возможно, я ошибался, и это просто такая любопытная форма доброжелательства аборигенов, чисто саратовская: перекошенные морды и пистолеты в руках.

РЕТРОСПЕКТИВА-5

28 сентября 1949 года

Лос-Аламос, штат Нью-Мексико

Полковник Лоу не умел есть. Он противно чавкал, поминутно отдувался, облизывал жирные пальцы и ковырял в зубах, ухитряясь не выпускать из рук огрызок гамбургера и бумажный стаканчик с горячим кофе. Дженкинс демонстративно отвернулся от толстого чавкающего полковника, отдернул шторы и посмотрел из окна вниз. Увиденное понравилось ему еще меньше.