Опасные гастроли

– Мы того и добиваемся, чтобы нам было позволено смастерить это устройство, высокочтимый господин директор, – сказал за меня Гаврюша, изгибаясь и показывая совсем уж сверхъестественную любезность. – Когда дозволят нам принести доски с шестом, которые приобретем мы за свой счет, мы изготовим все, как задумано.

– Это ни к чему, у меня есть свои мастера, – отрубил де Бах.

И тут мой Гаврюша преобразился. Он выхватил листок из директорской руки и возразил язвительно:

– А коли так, вашей милости нашего устройства не видать. Только мы знаем, как готовить древесину, да и не все тонкости нарисованы, главные в голове держим. Идем, брат, тут нам делать нечего!

Это относилось ко мне. Я хотел возразить, но ловкий приказчик за руку потащил меня к двери.

– Я эту породу знаю… – успел он шепнуть, почти не размыкая губ.

– Их только так и проймешь…

Мы уже выскочили на Дерптскую улицу, когда нас нагнал черноволосый фигляр, похожий на итальянца. Он сказал, что господин директор просит нас вернуться.

Тимоша усмехнулся, а мне стало страшно за Яшку. Держать такого малого в приказчиках просто опасно – он глазом не моргнет, плетя интригу, чтобы пустить хозяина по миру, а самому занять его место.

Мы опять вошли в цирк. Де Бах был уже малость полюбезнее. Он предложил нам смастерить устройство и принести его, чтобы опробовать на манеже.

– Мастерить его здесь надобно, – отвечал за меня Тимоша. – Не хотим, чтобы хозяин видел, как мы его инструментом да из его дерева невесть что выделываем.

– Ну так приходите и делайте свою подножку, – сказал де Бах, который, сдается, очень торопился. – Йозеф! Скажи Карлу, чтобы позволил им работать на дворе, и догоняй нас!

Директор со свитой пошел к выходу. Нас же Йозеф повел в те цирковые помещения, куда посторонним хода нет, чтобы уж там свести с незримым Карлом.

Грешен, каюсь – не нравятся мне итальянцы. Они мнят себя наследниками того Древнего Рима, о котором все мы знаем из книжек, но на деле – совсем другой народ. А фигляр, который за нами бегал, впридачу еще был некрасив – всклокоченные на модный лад вороные космы, губаст и носат, могу держать пари – под модным своим сюртуком и жилетом он волосат, как обезьяна.

Йозеф довел нас до того места, где конюшня соединялась с многоугольным зданием манежа. Там была довольно большая площадка, с которой можно было попасть в манеж не просто через вход в виде арки, а через целые ворота. Во время представления их закрывал занавес, который раздергивали и задергивали, сейчас он был убран. (Впоследствии я узнал, что это место именуется форгангом.)

К стене у форганга был приколот бумажный лист. Велев нам подождать, Йозеф пошел на поиски Карла. Я из любопытства посмотрел, что там такое написано. Оказалось – не написано, а нарисовано. Лист был поделен на множество пронумерованных квадратов, а в них были рисунки, выполненные так неискусно, словно малое дитя упражнялось в изображении корявых человечков. Я с трудом угадал в двух квадратах две фигурки с руками и ногами, стоящие на спинах то ли собак, то ли еще не открытых африканских животных. Одна фигурка от другой отличалась треугольником, заменявшим нижнюю часть туловища, – так я и догадался, что это наездница-прыгунья, а фигурка без треугольника – солдат, меняющий одежду с непостижимой скоростью.

Видимо, господа штукари вовсе не знали грамоте, раз порядок выходов был расписан столь оригинально.

У противоположной стены я обнаружил целый арсенал, но арсенал весьма странный. Там были длинные стояки для ружей, пик и знамен, на вколоченных в стену крючьях висели цветочные гирлянды и всякое пестрое тряпье, а также мундиры, плащи и треуголки. Видимо, наездники и прыгуны без всякого стеснения прямо тут и переодевались, рискуя, что публика, сидящая в ложах напротив форганга, случайно увидит их в исподнем или даже без оного.

Неподалеку от форганга был устроен выход в сад – достаточно большой, чтобы проводить лошадей. Сейчас двери были нараспашку. Оттуда и явился Карл – пожилой конюх, основательно припадавший на правую ногу. Он был на конюшне главным, но в подчинении Йозефа, и носил такой же фантастический мундир. Тут лишь я понял, что они, скорее всего, бывшие штукари, лет двадцать назад блиставшие в этих мундирах примерно так, как сейчас блистают молодые наездники. На старости лет они не захотели покидать привычной обстановки, поменяли ремесло, но в цирке остались.

Йозеф объяснил Карлу поручение де Баха, и тот велел нам с Гаврюшей, придя в это же время в подходящий для нас и свободный от представления день, спросить его, Карла Шварца, – а он уж укажет, где нам располагаться. И даже отведет на конюшне уголок для хранения нашего имущества.

Тут, кстати, выяснилось, отчего вокруг конюшни распространяется такое сомнительное благоухание. Оказалось, что господа артисты устроили себе в конских стойлах нечто вроде отхожего места. Я сперва возмутился, но потом одобрил это изобретение: не в парк же им под куст бегать! А подстилку из стойл погрузят на телеги, увезут, и опять в парке будет аромат жасминов.