Опасные удовольствия

Дневник Алены. «…Наконец-то домой к Агафонову. Дверь открыл Вася, он был в одних трусах, но ужасно деловой. „Ругаться пришли, – трезво оценил он обстановку, – проходите. Мама сейчас вернется из магазина“. Я пошла за Агафоновым на кухню и обнаружила там маленького брата на высоком стульчике – Агафонов кормил малыша кашей. Ребенка практически невозможно было разглядеть из-за каши, и он был абсолютно счастлив. „Ну вот и все, – сказал Вася, заканчивая, – полетели мыться“. Дома он какой-то чрезвычайно серьезный и самостоятельный. Я ведь привыкла считать его бандитом. Вскоре пришла мама, совсем молодая, цветущая, с грудой пластиковых пакетов и – о Боже, неужели такое возможно! – еще одним карапузом. Моя Ирина говорит, она бы тоже хотела родить троих, если бы были деньги. Героини! Мама Жанна сразу поняла, что я из школы, и даже назвала по имени. Она вручила девочку подбежавшему Агафонову, а сама стала выгружать сумки. Она совсем не была похожа на усталую, озабоченную, измотанную мать троих детей. Веселая и улыбчивая. „Вот удивительно, что вы к нам пришли, – сказала она, – я думала, учителям сейчас и уроки-то вести неохота не то что учеников по домам навещать. Зарплату ведь не платят? Васечка, сними с нее памперс, пусть проветрится!“ – „Уже снял, мамаша, не беспокойтесь!“ – ответил Агафонов тоном, каким разговаривают с женщинами врачи в детских поликлиниках. „Как же это у вас… Трое!“ – поинтересовалась я. „Муж моряк, – объяснила Жанна, – как вернется из плавания, так ни одно противозачаточное средство не выдерживает. Да я и сейчас беременная. Два месяца. Ну и ладно. Дети – как иностранные языки: первый дается трудно, а потом пошло-поехало. А сын про вас мне часто говорит, Алена Николаевна!“ Я замерла. Что про меня может хорошего сказать Агафонов? Что я замучила его замечаниями, что я вредная, бессердечная училка? „Да, Алена Николаевна, я вас, можно сказать, хорошо знаю. Вася говорит, что вы единственный человек из преподавательского коллектива, сохранивший чувство юмора, несмотря на принадлежность к зверской профессии. Прямо так и говорит, я удивляюсь, десять лет, а как что-нибудь скажет заумное! Еще говорит, что вы женственная. Представляете?! Я спрашиваю: Васечка, а что ты понимаешь под этим выражением? Он говорит: Алена Николаевна не ругается, не дерется, не хватает за шкирку и не сплетничает о коллегах. Вот! Значит, он правильно употребил слово „женственная“, да? Во время монолога Жанны я тихо сползла под кухонный стол. Агафонов! Маленький разбойник! Как я могла теперь сказать его матери, что вся школа стонет от его бандитских выходок? Навестила родителей, называется! Что мне оставалось? Я неуверенно пролепетала, что Вася – чудесный ученик, только его подвижность и активность время от времени создают некоторые трудности, но это, конечно, возрастное, а мальчик он хороший… Да, совсем не эту речь повторяла я про себя, когда добиралась до агафоновского дома с автобусной остановки. Вася вышел попрощаться…“

«…Ознаменует для меня начало века Астреи, счастливой поры в моей серой жизни. Роман взял у меня паспорт, чтобы подготовить визы, скоро мы едем. Все четверо. Я никак не могу поверить, что согласилась. Может быть, две недели в Токио станут переломным моментом в моей биографии? Моя жизнь изменится, и соответственно изменятся мое поведение и отношение к себе. Я наконец-то полюблю себя, свою внешность. Ольга милая, утешает меня всегда, что мужчины часто обращают мало внимания на лицо…»

«Ну конечно!» – не согласился Андрей.