Опасный беглец. Пламя гнева

— Спокойствие, Маргарет! — сказал капитан, увидев растерянное лицо миссис Пембертон и, не спросив ее ни о чем, прошел в гостиную.

На помощь к нему скоро пришел майор Бриггс, и оба уселись над картой.

Мистера Бедфорда назначили сопровождать поезд тяжелых осадных орудий, отправляемый из Калькутты на Помощь британским войскам, осадившим Дели.

Предстояло выбрать маршрут следования поезда, а это было не так просто.

Бриггс, ползая с трубкой по карте Индостана, усыпал крепким зеленым табаком всю северную половину полуострова, захватил и Непал, и даже кусок Бирмы.

— Сложнее всего — Верхний Бенгал! — огорчался Бедфорд.

— Ауд и соседние провинции еще сложнее, — хрипел Бриггс.

— Спокойствие, дорогой майор, — твердил Бедфорд. — Давайте по порядку. Динапур?

— В Динапуре взбунтовался Тридцать второй пехотный.

— Так. Пошли обходом. Бенарес?

— В Бенаресе брожение.

— Там ведь есть полроты британских солдат!

— Была! — возразил майор. — Мы не знаем, что с нею сталось.

— Дальше! Аллахабад?

— Из Аллахабада добрые вести. Там! уже прошел со своим отрядом Джордж Нэйл.

— Значит, от Аллахабада идем сушей, к северо-западу, насквозь через Доаб. Как обстоит на левом берегу Джамны?

— Погодите! Тут еще Лакнау по пути.

— В Лакнау, дорогой майор, дела нехороши. Британский гарнизон блокирован мятежниками.

— Великий бог! — простонала миссис Пембертон. — Наш Джон в Лакнау!..

— Спокойствие, Маргарет!.. На выручку нашим силам в Лакнау спешит генерал Хавелок.

— Он уже давно спешит. И всё не может дойти.

— Это не так просто, дорогая. Все военные станции взбунтовались на его пути. Что же у нас дальше?..

— Аллигур.

— Да, Аллигур, и мой друг Дик Гаррис. А где же Дженни? — вдруг вспомнил Бедфорд. — Мы еще не решили, как с нею быть.

— Дженни?.. Я… я не знаю, где она, — с усилием выговорила миссис Пембертон.

В эту самую минуту Дженни появилась на пороге гостиной.

— Я нашлась, миссис Пембертон! — сказала Дженни.

Соломенная шляпа Дженни сбилась на затылок, ленты висели незавязанные, оборки платья измялись и запылились, точно она подмела ими половину Калькутты. Но лицо Дженни сияло. Ей удалось выручить из тюрьмы Макфернея.

Шотландец представил суду документы: Аллан Макферней родом из Эдинбурга. Однако обвиняемый был темен лицом, как слишком зрелый плод банана, а толпа туземцев, собравшаяся под дверьми суда, приветствовала его, как приветствуют индусы своего ученого человека — «пундита». Судья был смущен. Индусского происхождения, в сокрытии которого обвинялся Макферней, никто доказать не мог. Один только темный цвет кожи еще не является преступлением, даже по британским законам в Индии. Как быть?.. И тут явилась Джеральдина Гаррис, британская подданная, с поручительством за обвиняемого. Два фунта стерлингов, предложенные ею в залог за Макфернея, показались судье, несмотря на несовершеннолетний возраст поручительницы, достаточно солидной суммой.

Судья отпустил Макфернея на свободу «впредь до выяснения всех обстоятельств дела».

— Хорошо, что ты нашлась, Дженни! — сказал мистер Бедфорд. — Аллигур нам по пути. Каковы вести из Аллигура, Бриггс?

— Из Аллигура вестей нет.

— Значит, там всё спокойно. Собирайся, Дженни, я отвезу тебя прямо к отцу.

— Бог мой! — простонала миссис Пембертон.

— Спокойствие, Маргарет! Будьте британкой. Охрана у нас надежная: пятьсот стрелков королевской пехоты. Будь готова, Дженни, мы выступаем завтра в шесть утра.

Глава восемнадцатая

ВЕСЕЛЫЙ ТОЧИЛЬЩИК

Чандра-Синг привел Лелу в узкий переулок за водокачкой. Здесь он смыл со лба черные полосы парии и обернул голову синей полосой ткани — обычный убор крестьянина Нижнего Бенгала.

Чандра взял Лелу за руку и повел узкой улицей, мимо стен калькуттского Арсенала, к Главному Базару.

День еще только начинался. В богато разубранных лавках раскладывали товар купцы. Пышные ковры занавешивали входы в лавки, цветущее дерево с ветвями и листьями начиналось на одном ковре и продолжалось на соседнем; павлиньи перья распускались на другом; на нежно-желтом ворсистом поле третьего цвели красные квадратные розы. Здесь были ковры Измира и ковры Каджраха, ковры Ирана и Бухары. Серебро и чернь спорили светом и тенью на рукоятках кинжалов; художник, склонившись у входа в лавку, тонкой кистью чертил по ткани, выводя всё тот же, из столетья в столетье повторяющийся узор: лепестки розы, хвост дракона и его изогнутые лапы. Здесь был шелк матовый и синий, блистающий, как кристаллы в серебре, была многоцветная парча и шали белой шерсти, знаменитой кашмирской шерсти, белоснежной и легкой, как лебяжий пух.

— Не сюда! — сказал Чандра-Синг. Он вел Лелу дальше.

Они вышли на небольшую, заставленную навесами лавок пятиугольную площадь, похожую на звезду. От площади, как пять лучей звезды, расходились пять узких улиц: улица Медников, улица Кузнецов, улица Шерстобитов, улица Седельников, улица Гончаров. Шум оглушил Лелу, голоса, скрежет и стук. Медники стучали в свои тазы и тарелки, кузнец гулко бил молотом по маленькой переносной наковальне.

— Подайте, подайте голодному! — кричали нищие.