Опасный беглец. Пламя гнева

— Деньги, деньги меняю! — выкликал меняла, сидя на земле у большой кучи серебряных и медных монет; водоносы предлагали воду из кожаных мехов, позвякивая медными чашками над ухом проходящих; продавец пшеницы сыпал зерно на медную тарелку весов, отгоняя нищих и воробьев.

Притихнув, слегка оробев, Лела шла вслед за Чандра-Сингом.

В седельном ряду Чандра-Синг остановился. Приглядевшись, он подошел к одной из лавок и молча стал выбирать среди товара, повешенного у входа, кожаный мех для воды.

— Ты задумал стать водоносом, Чандра? — окликнул его из лавки низкий гудящий голос.

Черная с проседью борода шорника просунулась меж конских хомутов, повешенных над дверью.

— Вода в жару — ходкий товар! — лукаво крикнул в ухо шорнику Чандра. — Приходи в ашхану, к старому Патхи-Лаллу, всё узнаешь.

Он выбрал небольшой мех с нашитыми поперек белыми полосами и протянул хозяину деньги.

Но шорник отвел рукой его руку.

— Рассчитаемся в ашхане, — улыбнувшись, прогудел шорник.

Чандра-Синг с Лелой пошли дальше.

Они остановились в восточном углу площади. Из низких растворенных на улицу дверей ашханы шел вкусный запах. Чандра-Синг вошел. Спустив платок до самых бровей, Лела пробралась вслед за ним и села в уголку, на земле.

— Салаам!.. — прижав руку к сердцу, к губам и ко лбу, хозяин ашханы еще издали приветствовал Чандра.

Чандра-Синг молча приложил ладонь к груди, улыбнулся и сел на пол, поближе к хозяину.

Хозяин был плешивый, коротконогий, с открытой розовой безволосой грудью, с сиреневым цветком за ухом. Он подмигнул Чандра, как доброму старому другу.

— Издалека идешь? — вполголоса спросил хозяин.

— Пешком дойдешь, на коне не доедешь, — загадочно ответил Чандра.

— Ворота на запоре, ров глубок? — засмеялся хозяин.

Чандра-Синг кивнул головой. Хозяин был догадлив.

— Мы давно ждем тебя, Чандра-Синг! — снова, понизив голос, сказал хозяин.

Котел с варевом кипел подле него, на железной треноге.

Хозяин приподнял крышку котла. Крепкий запах обжег Леле ноздри, даже голова закружилась. Рис с пряным красным перцем и молотым чесноком варился в котле.

— Сначала еда, потом беседа! — подмигнул хозяин и разлил кишари по медным плошкам. Лела и Чандра начали есть, а хозяин подозвал к себе слугу в плоской малиновой шапочке и быстро сказал ему несколько слов. Слуга убежал. Лела слышала, как его босые ноги протопали по земле за тонкой стенкой ашханы.

Торопясь, Лела глотала крепко пахнущую перцем похлебку. Хозяин смотрел на нее.

— Сестра? — спросил хозяин.

— Дочь. — Чандра улыбнулся.

— Ты молод, Чандра, для такой дочери.

— Дочь друга, — объяснил Чандра-Синг, — то же, что моя дочь.

— Так. — Хозяин вздохнул. Он взял пустую плошку из рук Лелы и налил ей еще кишари.

Двое людей вошли в ашхану: нищий старик, в высокой шапке, за ним второй, помоложе, в одежде брамина.

Оба сели на глиняный пол недалеко от входа.

Брамин был строен, худ, темные глаза неподвижно глядели с продолговатого красивого узкого, точно срезанного вдоль щек, лица. Говоря, он протягивал ладонь вперед молитвенным жестом, как саньяз[12] в храме.

— Я видел седьмое лицо бога, — говорил брамин. — Глаза Вишну закрыты, но веки его говорят… — Он сложил руки вместе, ладонь к ладони. — Глаза Вишну точат слезы о судьбе своей страны. Битхур, Джанси, Сатара… Трон за троном низвергаются в Индии. Преступления британцев превысили всякую меру. Наши древние властители, наследные принцы, сыновья и внуки раджей, стали слугами презренной жены, королевы Виктории. Дети гордых пантер едят нищенский хлеб из руки врага!.. Демон-притеснитель хочет лишить нас свободной веры, веры отцов…

Старик, пришедший с ним, закивал головой. Он сидел спиной к Леле, она не видела его лица.

— Кровь Индостана еще не остыла, — глухим, полным гнева голосом говорил брамин. — Пламя вздымается из жертвенной чаши, пламя мщения!.. Наследный принц Битхура, Нана-саиб, поднял старое знамя махраттов против трижды преступных иноземцев…

Никто, кроме старика, не слушал брамина. Хозяин ашханы и Чандра-Синг, оба внимательно глядели через распахнутые двери на улицу, словно ждали чего-то.

Скоро в белом залитом солнцем четырехугольнике распахнутых дверей появился человек.

Человек вытирал пот со лба: он тащил с собой точильный станок, а жара была велика. Точильщик установил свой станок на плитах мостовой, под самыми дверьми ашханы, вынул короткий нож с широким лезвием и пустил станок в ход.

— Ножи, ножи точу! — звонким голосом кричал он.

Лела видела его лицо, молодое, веселое, с темными бровями, полузасыпанными пылью, летящей от точильного камня. Глаза точильщика улыбались.

— Ножи точу, ножи! — весело кричал парень. — Ножи точу, кинжалы, шашки, тюльвары, — всё, что рубит, всё, что колет, всё, что кровь выпускает из врага… Ножи точу, ножи!..

Позвякивал ножик в руках веселого точильщика, еле слышно шуршали, вращаясь, точильные камни, голубые искры летели из-под широкого лезвия.

— Ножи точу, точу ножи!..