Опасный метод лечения шизофрении

Это было написано семь лет назад; теперь я исправлюсь, поскольку это был не вызов вещи, а, более того, вызов, соответственно, желания приятного ощущения, которое ребенок ассимилировал в вызове «открой» с первоначальным ощущением удовольствия при открытии и закрытии дверей. Это, если так сказать, «приятное происходит сейчас». В полтора года ребенок уже овладел отношением субъекта и объекта, но – давайте не будем заблуждаться, – далеко не с той остротой, как об этом думаем мы, взрослые! Еще в возрасте четырех с половиной лет Ренаточка задала мне вопрос:

«Если я закрою глаза, то я увижу темноту; почему, если я закрываю глаза, Луиза {девочка} не видит темноту?».

Ребенок не задал бы этот вопрос, если бы разграничение собственного «Я» от внешнего мира было для нее обычным, если бы она могла видеть саму себя со стороны, с точки зрения внешнего мира (Луизы).

Слово «открывать», разумеется, не является прямым производным действия, как и слово «мё-мё», но первоначально полученный опьгг слово = действие, который «вызывает» страстно желаемое, не может быть так быстро разрушен. К этому относится более длительный опыт. Для ребенка каждая мысль, каждое желание или каждое опасение сначала является фактом. На одной из своих лекций Пиаже говорил о различных установках ребенка по отношению к действительности³⁰³

; ребенок следует за ним, что, впрочем, соответствует нашему психоаналитическому опыту от абсолютного к относительному. Сомнение развивается гораздо позже. Очень интересна его мысль: если ребенок спрашивает, то это не для того, чтобы разъяснить себе реальное положение вещей, а чтобы ответить себе самому в желаемом смысле. Здесь моя дочка также предлагает мне хорошие доказательства. Сначала ей известно не прошлое, а исключительно настоящее. Если я говорю: «Славная Ренаточка, хорошо покушала», – то она сразу же хочет взять еду, даже если она абсолютно не голодна. О чем говорят, должно произойти сию минуту. Первые предложения ребенка аффективно-утвердительные (соответственно, насыщены междометиями), это соответствует наблюдениям Штерна за своей дочкой. Так он рассуждает о полуторагодовалом ребенке:

«Все еще преобладают аффективные образования предложений; из маленьких предложений с междометиями от предыдущего составления теперь стали выговариваться волициональные (предложения желания), которые выступают в многообразных формах. Наряду с этим находятся вопросительные предложения; они содержат не только вопросы с вопросительным словом «Что?», но также и вопросы с вопросительным словом «Где?» и вопросы удостоверения. Иногда она сама отвечает себе на эти вопросы»³⁰⁴.

При помощи вопроса «Что это?» ребенок хочет знать название вещей, которое заменяет ему вещь. В противоположность этому вопрос с вопросительным словом «Где?» означает большой прогресс; здесь начинается активная стадия: вещь здесь не всегда в распоряжении; ее нужно сделать собственной, уметь понять ее. Здесь поиски также сначала являются лишь видимыми поисками, потому что представление стоит над действительностью. В возрасте двух лет и трех с половиной месяцев Ренаточка спрашивает, чтобы одновременно ответить себе в желаемом ею смысле: мы часто играли с ней «в прятки», при этом постоянно говорила «где?» и, в конце концов, «здесь». Теперь все предметы она называет «где? – здесь!». Например: «Где киска Мити? – Здесь киска Мити!», она отвечает «здесь», не печалясь о том, соответствует это действительности или нет. Мир ребенка не такой, какой он есть, а такой, каким он должен бьггь (Шпиттелер: «Мои самые ранние детские переживания»). Она, вероятно, переняла от меня интеррогативную форму предложения, но эти предложения обладают у нее аффирмативным характером, так что я записала:

«Она часто использует интеррогативные предложения и там, где они совсем неуместны, например, если она хочет сухарь: «Хочешь сухарик?» или «Хочешь есть?» и т. д.».

Несколько дней спустя я записала:

«Ходит вокруг, стучит: «Слышишь шум?» (значит: «Слушай, какой шум!»). «Мама должна тебя забрать?» (вместо «Мама должна тебя забрать» = «Возьми меня, мама»). «Ты хочешь закрыть книгу?» – «Книга закрыта» (здесь разделение вопроса и сразу желаемое, завершенное действие: книга закрыта). Или: «Положить на стол?» (положите предмет на стол). Или: «Взять это? (хлеб). Или не брать? Нет?» (= «Я хочу взять хлеб; нет, я не хочу»).

Ренаточка, два года восемь месяцев: «Или на обеих машинах можно сейчас ехать. Если берут обе машины». Даже эта новая, начинающаяся с «если» форма предложения еще не является кондициональной: далее не следует предложение, которое объясняет это «если». Ребенок хотел сказать: «Теперь я хочу ехать на обеих машинах», или просто: «Теперь едут обе машины» (с которыми она играет); возможно, что «если» должно означать здесь «то» или что-то похожее, но у него нет смысла условия. Интеррогативные и, наконец, кондициональные предложения, которые ребенок подслушал у меня, обладали соответствующим его психическому развитию смыслом. У Анатоля Франса мы читаем прекрасный фрагмент: