Опасный метод лечения шизофрении

Недостаточно сказать, что сновидение, которое является образным мышлением, не может представлять абстрактное понятие направления времени. Если бы сновидению требовалось это понятие – оно также смогло бы представлять его. Это прямо-таки критерий нашего сознания, что он живет в нашей жизни, т. е. из длительного временного пути мы вынимаем определенную, постоянно меняющуюся длительность, которую мы называем настоящим временем, и по отношению к этому настоящему мы различаем в одном направлении прошедшее, в другом – грядущее. Хороший пример здесь снова дает язык. На одной из своих лекций Балли использовал парадокс, что время у consecutio teporum (concordance des temps) совсем не является временем. Так, французы говорят: «Paul a annoncé qu’il viendra demian» и «Paul а annoncé qu il viendrait demian»^323,324. При этом Поль в обоих случаях придет в один и тот же день! Для других языков, например, русского, здесь правильны другие факты. Они в обоих случаях говорят, «что он придет».

В то время, когда мы ищем статичную точку в струящемся времени, к которому относим все, – мы совершаем в предсознательном именно противоположное – все, что мы сейчас переживаем, уподобляем пережитому ранее. Но это ранее пережитое мы переживаем в настоящем, и поскольку настоящее является постоянно изменяющейся длительностью, переживаем его как будущее, как становление. Предсознательное осознает общую длительность, которая для него, как мы объясняли ранее, является настоящим и будущим. Это «быть здесь». Лишь со временем ребенок узнает, что то, что он желает, также может быть «не здесь». Так образуется идея настоящего и будущего с одной стороны = «быть здесь» и идея прошлого с другой = «не быть здесь». Так же сновидению не нужно знать больше о прошлом.

Отсюда еще одна значительная часть к тому, что мы понимаем под понятием времени, т. е. к абстрактному понятию направления времени. Чтобы осуществить идею времени, мы должны суметь отличить противоположности. По Фрейду, в сновидении, как и у ребенка, противоположности не исключают друг друга. Мы не должны понимать предложение абсолютно. При полной неспособности к исключению противоположности было бы совершенно невозможно образование представления. Я думаю, что каждый раз мы заново изучаем овладение противоположностей при каждой новой психической операции. При каждом импульсе вытесняется противоположный импульс, при каждом представлении – противоположное представление, которое мы должны подавлять. При одной психической операции мы умеем овладевать противоположностями, при другой – снова нет. Ребенок как предсознательное мышление овладевает противоположными представлениями очень несовершенно. Часто направление представлено наоборот, в сновидении или во время одного и того же сновидения. Я собрала многие примеры того, как одна мысль, которая появляется в одном фрагменте сновидения в символике воды, выступает в другом фрагменте в символике огня. Это, чтобы найти пример, можно было бы пронаблюдать в статье Флурнуа³²⁵

, в которой речь символически идет о воде и огне. В последнее время я изучала эти факты обращения в противоположность на случае мотонической афазии с алексией, аграфией и т. д.³²⁶.

Я хотела бы привести лишь совсем странный пример этого: данный больной, которого ко мне по старой дружбе направил господин профессор Клапаред, испытал апоплексический удар. Пациент парализован наполовину. Речевой аппарат в хорошем состоянии. Он понимает все, что ему говорят, понимает также читаемое, но сам не может ни говорить, ни писать. Я прошу моего пациента нарисовать круг, а после этого треугольник. Он постоянно правильно находит обе формы в так называемой игре на поверхности. Прилагающаяся таблица показывает, как он рисует обе эти формы. Опыт был повторен спустя некоторое время в тот же день (см. таблицу). После того как больной нарисовал угол, вероятно, ему пришла в голову мысль, что оба конца а и b должны быть соединены. Нам бы показалось само собой разумеющимся, что это можно было бы сделать посредством прямой, тянущейся от а к b. Вероятно, больному это не казалось таким естественным; вместо этого он меняет направление, объединяя оба конца полукругом. Плохому результату способствовала предшествующая задача, согласно которой он должен был нарисовать круг. Он начинал рисовать совершенно правильно; только когда задача усложнялась, и ему было необходимо объединить идею трех сторон и треугольника, он сомневался в направлении и впадал в противоположность, не умея переключать предшествующие представления движения в отношении круга. Странно то, что этот человек с такой сильно нарушенной основной душевной функцией очень хорошо понимал вычисление. Он мог сам вести бухгалтерию, потому что запомнил написание чисел, все четыре операции вычисления, дату. Он мог различать сегодня, завтра, вчера и т. д. Но каждый раз он забывал всякое направление, если речь шла об образовании слов, распределении тонов или букв в пространстве.